– Это я устроил, ваше величество, с помощью Сани и Ирины. Они тоже были в ужасе, когда нашли вас лежащим перед кроватью лицом вниз!
При этих словах в голове Ребмана промелькнула ниточка воспоминания: как он вырывал у извозчика поводья и кнут, потом – как он вбежал в комнату и хотел снять туфли. Бум! – И тело уже на полу. Вот и все, что он смог вспомнить…
Глава 23
Судьба словно предупреждала Ребмана, вытянув указательный перст: опомнись, довольно глупостей, наступают иные времена! Вот-вот с голубого крымского неба и гром грянет, и молния сверкнет.
То, что в воздухе повисло нечто тревожное, все чувствовали уже давно: еще когда Ребман полтора года назад выехал из Швейцарии, на границе между Россией и Австрией стояли войска. Приближение грозных событий стало особенно ощущаться в последние дни. Как-то утром, когда все сидели на пляже, но из-за высоких волн никто не купался, со стороны Севастополя на полном ходу прошел военный корабль, да так близко к берегу, что был слышен стук моторов. Из обеих выхлопных труб валил дым и огонь, то нос, то хвост корабля по очереди погружались в воду. Ребман, впервые так близко видевший военный корабль на ходу, удивлялся, с какой огромной скоростью он шел сквозь штормовое черно-голубое море.
Пока они так стояли и смотрели – все, конечно, поднялись со своих мест, – появился Николай Семенович и объявил:
– Это эсминец, он направляется в Ялту, чтобы забрать царскую семью, они спешно отбывают в Петербург: будем надеяться, что там ничего не случилось!
Во время обеда эскадренный миноносец снова прошел мимо. А когда после сиесты семья Ермоловых в полном составе спустилась на набережную, они уже издалека увидели толпу народа с портретами императора и образами. Слышны были крики «ур-а-а-а!», сменявшиеся пением гимна «Боже, царя храни!» Когда они подошли ближе, Николай Семенович как раз держал речь. Но Ребман не понял, что именно он говорил, так как его все время прерывали громкими криками «ур-а-а-а!». Мужчины и женщины, старые и молодые – все кидались друг другу на шею, обливаясь слезами: можно было подумать, что наступил большой долгожданный праздник, и все друг друга сердечно поздравляют.
Но никакого праздника не было, а пришло сообщение о том, что Россия объявила Австрии войну.
Все начали разъезжаться. Мите предписано немедля отбыть в свою часть. Вера Ивановна была в отчаянии, но он ее утешил:
– Верочка, дорогая, я же не иду на войну, я еду в Киев. Пока меня отправят на фронт, война уже давно закончится, наши казаки сделают из этих австрияков отбивную котлету!
Николай Семенович тоже должен уехать, к большому горю Ребмана, они ведь успели сблизиться, как это бывает только в молодости. И когда при прощании медик сказал ему по-французски: «Месье, позвольте, я вас обниму», – и заключил друга в объятия, тут уж и у Ребмана глаза оказались на мокром месте.
Он всегда мечтал однажды пережить войну, это ведь так замечательно: стать свидетелем великих исторических событий. Ну вот, теперь война пришла, он получит этот шанс. Пришла война, и ее начало совсем не вдохновляет. Скорее наоборот. Особенно ясно это стало тогда, когда через несколько дней Вера Ивановна протянула Ребману газету со словами, что это непосредственно касается и его.
В газете было опубликовано заявление швейцарского представительства в Петербурге с приказанием всем военнообязанным гражданам Швейцарии срочно возвращаться, так как в стране объявлена мобилизация!
В первый момент Ребман был потрясен: он совсем позабыл о том, что и его могут загрести. Он сопротивлялся изо всех сил:
– Но я ведь никак не могу. Сначала пусть вышлют мне деньги на проезд!
И спешно телеграфировал в московское консульство, к которому был приписан: он случайно прочел о призыве в газете, находится в Крыму и не имеет средств, чтобы вернуться в Швейцарию. Не предоставит ли ему посольство необходимую сумму? За телеграммой следует письмо. Он его отправил в тот же день, подробно объяснив свое положение: в Россию он приехал на заработки и не в состоянии оплатить дорогу в Швейцарию из своего кармана (эта часть соответствовала действительности), а кроме того, у него есть долги перед мадам Проскуриной, к тому же предстоит приобрести соответствующую одежду, белье и обувь. Он просил сообщить, как ему поступить в сложившихся обстоятельствах.
Сначала Вера Ивановна полагала, что, несмотря на войну, они могут оставаться в Крыму: до этих мест война все равно не дойдет. И они продолжали купаться, загорать и выезжать по воскресеньям как ни в чем не бывало. Но однажды утром пришла телеграмма от хозяина, что он больше не может допустить, чтобы его семья оставалась в Крыму в такое тревожное время. Они должны немедленно вернуться домой. Пришлось подчиниться.
Ребман обратил внимание, что за ними приехал другой шофер.
– А где тот немец? – спросил он.
– Его давно уже рыбы съели. Он был шпионом. Его вовремя схватили, не дав сбежать.
На обратном пути уже было заметно, что идет война: на всех станциях толпы молодых людей, еще в гражданском, они ведь не держат формы дома. Отцы, матери, сестры – или жены с детьми! – несут за ними котомки. Возникали сомнения, что за четыре недели они разобьют «Франца венского», как говорил Митя. Это были мужики, миллионы мужиков, не хотевших ничего знать о войне, не имевших ни малейшего понятия, ради чего их посылали воевать, отрывая от работы и пинками выгоняя из дому.
В Брянске войны не видно, разве что больше военных и огромное количество товарных поездов на вокзале, а в остальном все, как раньше: городок такой же пыльный, кучер Павел улыбается такой же улыбкой во все лицо, когда видит своих. Из слуг никого не призвали, хозяин уж обо всех позаботился. С провизией все, как и раньше, а немца еще никто в глаза не видывал. Веру Ивановну ожидала хорошая новость: Дмитрия Ивановича перевели в Брянск, тоже, конечно, не без участия хозяина. Он прибыл позавчера:
– Не горюйте, Вера Ивановна, война нас не очень-то мучает!
И Ребману полегчало, когда он услышал такие вести. А то он уж начал было бояться за свое место: со всех сторон только и слышишь о запрещении немецкого языка и прочих неприятностях. Но главное облегчение наступило дома, где на письменном столе его ожидало письмо из московского консульства. Письмо уже почти неделю как пришло, говорит хозяин, но они решили не пересылать его, чтоб не потерялось.
– Хорошие новости?
Ребман вскрыл письмо и прочел вслух:
– «Государственный Совет Швейцарской Конфедерации временно приостановил возвращение швейцарского контингента из-за границы».
– Слава Богу, – с облегчением вздохнула Вера Ивановна. – И вместе с нею все обрадовались, что Месье может оставаться, но больше всех радовался сам Месье. Вера Ивановна даже хотела это отпраздновать: устроить вечеринку, позвать всех родственников и знакомых. Но хозяин был против: нынче не время для увеселений, следует помнить о том, что мы воюем.
