Помню, читал книжку Филипа Дика об андроидах-мечтателях, и там есть одна характерная сцена. В первой главе, кажется, когда Рик Декард приезжает в компанию «Розен», чтобы проверить тест Войта-Кампфа на андроидах последней серии, они с Элдоном Розеном обмениваются такими репликами:
– Проблема [говорит Рик] заключается в методе вашего производства, мистер Розен. Никто на заставлял компанию доводить гуманоидных роботов до такого совершенства, что…
– Мы делали только то, что требовалось колонистам, – перебил его Элдон Розен. – Мы следовали испытанному принципу коммерции. Если бы мы не занимались совершенствованием андроидов, то это сделала бы другая фирма.
Сегодня это такое универсальное оправдание любого техносоревнования: «Если это не сделаем мы, это сделают они, а если они все равно это сделают, тогда почему мы не должны?»
Но самым слабым местом любой технологии все равно остается человек.
Недавно читал историю о том, как хакеры проникли на сервера нескольких крупных банков. Они не стали лезть в саму систему и ломать ее, они поступили проще – получили доступ к камерам наблюдения в гольфклубе для банкиров, и подглядели комбинации на замках на шкафчиках для одежды. Почти у каждого банкира пароль от шкафчика совпадал либо с пинкодом от карты, либо с паролем от рабочей электронной почты.
Да, настолько банально.
И именно так киберпанки получили доступ к переписке, а уж там вообще лежало все необходимое, чтобы обрушить фондовые рынки. И все потому, что кое-кто поленился придумать нормальный пароль.
История поучительная: взломщики сделали ставку на человеческую лень – и не прогадали. Ну а что? Давайте по-честному: многие из нас используют один/два пароля для всех своих устройств, и в этом смысле мы мало чем отличаемся от этих самых «банкиров».
Вообще, взломы и кража данных – это всегда интересно в первую очередь с точки зрения антропологии. У разработчиков софта есть такой термин «эффект Титаника»: чем больше система, тем сложнее найти и укрепить ее слабые места; и чем безопаснее эта система выглядит, тем страшнее последствия ее сбоя. Но главная проблема даже не в переусложненной архитектуре современного киберпространства, проблема в том, что ни одну систему нельзя защитить от идиотов на местах. И от чиновников. Ты можешь построить целую цифровую крепость, использовать самые современные разработки в области шифрования и защиты данных, но все это не имеет значения, если какой-нибудь дятел из министерства-чего-нибудь-там с высоким уровнем доступа запишет свой пароль на желтом стикере, повесит стикер на монитор, а потом сфотографируется на фоне монитора для прессы.
Если какой-то интеллект нас и уничтожит, то скорее низкий, чем искусственный.
[29 ноября 20ХХ]
…причем впервые я столкнулся с этим не где-нибудь, а в супермаркете, оплачивал продукты на кассе и обнаружил у себя в корзине скидочные купоны на мягкие зубные щетки, ополаскиватель для рта с хлоргексидином и бесплатный прием к стоматологу в клинике через дорогу от дома.
– Представляешь? – говорю Греку. – Один раз заглянул к дантисту, и мне на следующий же день в супермаркете зубные щетки предлагают. Они мою историю браузера смотрят, что ли?
– Неа. – Грек показал в окно, на камеру наблюдения, установленную на фонарном столбе на той стороне улицы. – Твое лицо – твой медиапаспорт. Система засекла тебя, когда ты заходил к стоматологу – вот и закидывает тебя теперь «сопутствующими продуктами». У нас на следующей неделе большой материал выходит на эту тему, ща сброшу тебе на почту черновик.
Мы, впрочем, быстро научились обманывать «Соглядатая-Н» – рисовать узоры на лицах мы не стали, мы сомневались в эффективности этой процедуры – но Грек достал где-то шарфы и платки из какой-то необычной ткани; ткань состояла из волокон, которые засвечивали любое изображение – на фотографиях лицо всегда было смазано огромным бликом, словно от зеркала, и нейросеть не могла нормально считать и обработать информацию.
– Будущее уже здесь, веришь-нет?
– Как оно называется? – спросил я, разглядывая подаренный Греком шарф.
– Уильямгибсон. Одним словом.
Я засмеялся.
– Серьезно?
– Серьезней некуда.
– А про Депардье слышали? – спросила Оля.
– А что с ним?
– Говорят, если надеть майку с принтом-лицом Жерара Депардье, то система не сможет тебя распознать. Какой-то баг, его называют «парадокс Депардье».
Мы с Греком переглянулись – и рассмеялись.
– Господи, Оля, ну ты сама себя слышишь? Депардье! Нелепость какая! Это даже как шутка не очень смешно.
[2 марта 20ХХ]
Господи, как же сложно работать с Греком! С ним есть одна проблема: он как ребенок с СДВ – не терпит рутины и однообразия, не может усидеть на месте. И если жизнь не обеспечивает его адреналином и сенсациями, он сам начинает искать их в самых неожиданных местах или еще хуже – выдумывать. Так было, например, одиннадцать лет назад, когда он просто свалил из университета и отправился спецкором на Ближний Восток, скакать по барханам под пулями.
Теперь он мой начальник, и моя работа – осаживать его, держать в рамках реальности.
Это ужасно утомительно.
Вот, например, на днях какая-то совсем упоротая история. В сети ходит видеоинтервью Боткина, где он в самом конце случайно платком стирает свою знаменитую родинку со щеки. Нелепость, конечно, но боже-мой, как все возбудились – сколько конспирологии сразу. Ей-богу, люди словно никогда не слышали о графических редакторах и вирусных видео. И Грек, естественно, повелся – ему ведь так скучно писать «обычные» новости и делать «обычные» спецпроекты. И вот – что он сделал? Откопал где-то мужика, который, блин, на голубом глазу утверждает, что он – двойник Боткина и что двойников у президента не меньше трех. Но самое упоротое в другом – этот сумасшедший заявляет, что никакого Боткина уже нет. То есть он есть, но никто не знает, где он.
Президент. Сбежал. Из страны.
И получается, что страной вот уже целый год управляет, эмм, – теневое правительство? Кардинал Ришелье? Колесо решений?
Надо маме рассказать, вот порадуется – жизнь, кажется, опять подражает ее сказкам. На этот раз – даже без помощи гиперреалистов.
История (опять же, со слов «двойника») такая упоротая, что хоть каждое слово кавычками выделяй: президент Боткин действительно был, но полтора года назад он пережил инсульт и стал почти бесполезен, больше не мог выступать – левая часть лица у него не двигалась, левый глаз не открывался, а уголок рта не поднимался при улыбке. В таком беспомощном виде показаться народу он не мог. Ему нашли двойника. Затем – еще одного. Двойников было несколько, их постоянно меняли, зачем – неясно.
Но самое прекрасное даже не в этом, а в том, как настоящий Боткин исчез. Он стал подозрителен и недоверчив, часто даже отказывался есть, боялся, что отравят. Свои же. Его пугало собственное бессилие. И, говорят, что новый виток репрессий – как раз результат его нарастающей паранойи, попытка как-то закрепиться в реальности, любой ценой пустить в нее корни. Он все еще надеялся победить свое тело и каждый день занимался с физиотерапевтом. И в прошлом году, зимой отправился в Китай, в какую-то сверхдорогую клинику то ли в Гонконге, то ли в Шанхае, к одному из лучших физиотерапевтов Азии, доктору Ву. Два дня он занимался на тренажерах, ходил на массаж и принимал солевые ванны, устраивал прогулки по горам с личной охраной. Был бодр и доволен собой.