На практике это означает вот что: допустим, у нас есть условный Вася, он торгует оружием, покупает травматы и в гараже переделывает их в огнестрел; иногда делает глушители и патроны. Продает их Вася не где-нибудь, а в глубоких слоях интернета, в даркнете, там, где отследить человека практически невозможно – полная анонимность.
Вся штука в том, что даже в глубоком интернете Вася оставляет следы: он пишет письма, общается, и еще, как и все мы, иногда он ошибается: например, вводит пароль не с первого раза или подключается к сети через чужой вайфай.
Вот этим, собственно, Кусто и занимается: сперва он ищет Васину переписку, сравнивает ее с перепиской миллионов других людей в своей базе, проводит в некотором роде графологическую, или, точнее, лексико-синтаксическую, экспертизу. Вася думает, что его невозможно поймать, ведь у него две жизни: Вася-гражданин и Вася – торговец оружием, – и если жизни эти не пересекаются, думает Вася, значит, он в безопасности. Но Вася ошибается: он постоянно пишет сообщения в сети и оставляет зацепки, которые Кусто соотносит с данными из своей обширной базы.
На первых этапах работы информации, как правило, очень мало, но Кусто терпелив, он цедит и индексирует ее долго – неделями, месяцами, каталогизирует подозреваемых. И постоянно следит за объектами, все время проверяет вероятность совпадения, и когда вероятность превышает процент погрешности, сообщает об этом мне. А дальше – через пару дней – к Васе в дверь уже стучатся люди в форме.
* * *
Убик тоже стремительно развивался. Костя наращивал мощности, и очень скоро система научилась не только распознавать лица и эмоции, но и, обмениваясь информацией с Кусто, могла прогнозировать возможное поведение людей, попавших в объектив камеры. Это был настоящий прорыв: Убик действительно с высокой степенью вероятности предсказывал маршруты идущих по улицам людей. И все это, опираясь на минимальные объемы данных.
Иван Ильич был в восторге и тут же назначил новую встречу инвесторам. Костю, впрочем, новость об этой встрече скорее напугала. На следующее утро он явился в офис в деловом костюме; пиджак был явно с чужого плеча, висел на нем как мешок, рубашка мятая, галстук с каким-то безвкусным бразильским узором. Костя сидел за столом и готовил слайды к презентации, он грыз ногти так громко, что было слышно, кажется, даже в столовой. Я подошел к нему, похлопал по плечу. Он вздрогнул и обернулся, смотрел на меня затравленно, как должник на коллектора. Я хотел как-то подбодрить, успокоить его, но он перебил меня:
– Мы не готовы, Егор, в системе слишком много багов. Сука-сука-сука-сук! Мы так и не решили проблему Депардье.
– Кого?
– Жерар Депардье.
– Ты о чем вообще?
– Система. Она лагает, когда в поле зрения камер попадает фотография Депардье.
Я думал, он прикалывается – он вообще был мастер неловкого юмора, – и рассмеялся, опять же, чтобы поддержать его. Но он не улыбнулся.
– Погоди, – сказал я, – так это не шутка?
Он нервно чесал шею; всегда так делал, когда нервничал.
– В том-то и дело, что нет, и, самое страшное, я не могу понять, в чем дело. Мы скармливали ей миллионы фотографий лиц, и все было отлично, но вот, блин, лицо Депардье вызывает у нее перегрев! И с фотографиями президента тоже какая-то фигня все время.
– Ты сказал об этом Ивану Ильичу?
– Дурак, что ли? Он же меня задушит нахрен.
Костя был прав, Убик отлично работал, но внезапные баги – вроде этих, с Депардье и Боткиным, – могли вылезти прямо во время презентации и все испортить. Одна из главных проблем алгоритма заключалась в том, что он часто не замечал очевидных нюансов; увеличение фотобанка уже давно не давало результатов, нам нужен был новый качественный скачок. И как это всегда бывает – скачок случился неожиданно. Однажды Костя позвонил мне прямо среди ночи:
– Близнецы! Мне нужны близнецы! – кричал он в трубку. Он был в каком-то шумном месте, и я плохо его слышал; на заднем плане – вопли и звуки ударов. – Близнецы!
– Ммм? – Я сонно потянулся за часами на прикроватной тумбочке – 02:45. – При чем тут гороскопы?
– Сам ты гороскопы! Я про людей! Я тут сейчас кино смотрю. «Двойной удар», с Ван Даммом который. И у меня это, знаешь, ну, ну это, озарение! Я понял! Чтобы повысить эффективность алгоритма, нужно научить его видеть нюансы, так? Видеть разницу. Для этого нам нужно очень много фотографий близнецов. Даже не так, не фотографий. Они нужны живые. Одинаковые, но разные.
– О’ке-е-ей. – Я приподнялся в кровати, тер заспанные глаза ладонями, плечом прижимая телефон к уху. – И сколько близнецов тебе нужно?
– Чем больше, тем лучше.
Ивана Ильича сложно было удивить, он знал, что Костя, как и все гении, чуть-чуть сумасшедший, и ценил его за это, поэтому, выслушав историю про озарение во время просмотра старого боевика с Жан-Клодом Ван Даммом, просто сказал: «Конечно, без проблем», выделил деньги, и Костя тут же связался с актерским агентством.
Вести переговоры Костя, мягко говоря, не умел, поэтому в первом же агентстве его послали, решив, что он перепутал их с борделем.
– А что я такого сказал? – Он удивленно разводил руками. – Я просто сказал, что мне нужны близняшки на вечер. И что верну их в целости и сохранности.
В итоге в агентство пришлось звонить мне и объяснять, что мы не извращенцы, а ученые, и близнецы нам нужны во имя науки.
В течение двух следующих недель по нашему офису целыми днями гуляли толпы близнецов; довольно сюрреалистическое зрелище. Мы обустроили в комнате отдыха фотостудию, Витек позвал своего друга-фотографа, на фоне хромакея мы расставили десятки камер по периметру, с утра до вечера фотографировали двойняшек и создавали подробнейшие 3D-модели их лиц.
– Слушай, я вот сейчас подумал: мы ведь измеряем лица. Это что ж получается, мы – лицемеры? – сказал Костя и рассмеялся; его собственное лицо было заспанное, под глазами мешки, на шее – покраснение, опять расчесал.
Работа с близнецами действительно позволила отладить алгоритм. Мы даже отыскали нескольких человек, похожих на Жерара Депардье, это позволило отследить баг в системе; впрочем, до конца избавиться от него так и не удалось – Убик иногда просто слеп при виде фотографии опухшего французского актера.
– Теперь эту базу данных с двойняшками можно использовать для калибровки, – объяснял Костя Ивану Ильичу, который однажды из любопытства спустился к нам на этаж понаблюдать за работой. – Это позволит снизить до минимума погрешность в тех случаях, когда в кадр попадают очень-очень похожие люди. Система быстро научится отличать их.
Иван Ильич кивал.
– Понимаю. Художник видит разницу, сходство видит профан, – сказал он так, словно процитировал кого-то.
* * *
Мое альфа-тестирование тоже прошло вполне успешно – на первых порах Кусто работал не идеально, требовал очень много вводных данных, но при правильном подходе почти безотказно находил цифровые следы в сети. Лучше всего он работал именно с языком и синтаксисом. Из любопытства я первым делом скормил машине несколько страниц нашей с тобой переписки в мессенджере, и Кусто почти сразу нашел все твои личные данные, Петро, и даже заглянул в электронную почту. Я помню, смотрел на экран и, схватившись за голову, кричал на весь офис:
