Я думала: неужели Рома и правда придумал какой-то сюрприз, специально для меня? Единственное, что смазывало радость, – присутствие Антона. Зачем брать с собой друга на романтическую встречу? Неужели Антон сам не чувствует, что он здесь третий лишний?
Ромы все не было, Антон достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну, щелкнул зажигалкой, затянулся.
– А я твоей маме расскажу, – сказала я.
– Не расскажешь. – Он выдохнул дым. Огонек сигареты сильно дрожал у него между пальцами.
Я шмыгнула носом.
– Дай мне.
– Нет.
– Ну и дурак.
В небо взмыл очередной салют – пейзаж озарился малиновым свечением. И вдруг я увидела что-то. В поле. Далеко, рядом с лесополосой. Что-то двигалось – очень большое и очень быстрое. Салют потух, и поле вновь залило черным.
– Я одна это видела?
– Что?
– Силуэт. Вон там. Что-то двигалось. Очень быстро.
– Я ничего не видел.
Он затушил сигарету в снегу. Брызнул очередной салют – ярко-зеленый. Я вглядывалась в даль, но в этот раз – ничего. Зернистый наст бликовал в свете летящих зеленых многоточий в небе. Потом: шаги – хруст наста. Оно приближалось, но уже с другой стороны.
– Все отлично! Старик спит. Уснул под телевизором. Я заглянул в окно, там рядом с диваном пустые бутылки. – Рома взял меня за руку.
– Подожди, я там что-то видела.
Он бросил взгляд на Антона.
– Я ничего не видел, – сказал тот.
И мы пошли дальше. Наст скрипел под подошвами, ноги проваливались, я вспотела, сопли замерзли в ноздрях, горло болело. Казалось, меня сейчас вырвет. Сто раз пожалела о том, что пошла с ними. Боже, какая дурацкая идея!
Дошли до гаражей. Рома начал возиться с замком. Замок промерз, и он отогревал его зажигалкой.
– Мне плохо. Я замерзла, – сказала я.
– Сейчас войдем и отогреешься, – сказал Рома. – Я заведу машину, там тепло. Покатаемся еще. Видела тачку моего бати, а? Огонь!
– Это все дурацкая затея. Дурацкая. Давайте вернемся.
– Так, перестань ныть.
В его голосе, в интонации было что-то такое. Мерзкое. Какая-то тихая, равнодушная грубость. Таким же тоном, высокомерным, раздражительным, обычно хозяин осаживает скулящую собаку.
– Знаешь что? – сказала я. – Пошел ты в жопу. Я ухожу.
Я развернулась и пошла обратно – по собственным следам.
– Эй! Ты куда это?
Ну вот, думала я, сейчас начнет просить прощения, извиняться за грубость.
Но я ошиблась.
И с этого момента все пошло наперекосяк.
Никто не стал просить прощения. Он просто схватил меня сзади за шею, словно в замок, болевой прием, и потащил обратно к гаражу.
Мне было пятнадцать, и я выросла в семье, где никто никогда даже голоса друг на друга не повышал, не говоря уже о насилии. И когда меня схватили за шею, я даже не поверила, что это происходит на самом деле, всерьез, что это не дурацкая шутка и что…
– Отпусти меня, урод!
Я попыталась высвободиться, но он сдавил еще сильнее – на этот раз так сильно, что у меня выступили слезы.
И здесь, наверно, мне стоило бы начать орать и отбиваться, но – меня как будто парализовало.
Пфффф, давай перерыв сделаем, а?
* * *
Работает?
Давай я так начну: самый распространенный вопрос, который обычно слышат жертвы насилия (физического, сексуального, любого): неужели ты не понимала, к чему все идет?
Ответ: нет. В этом весь кошмар насилия сильного над слабым – его невозможно предсказать. Оно происходит внезапно, как аневризма. Вот человек стоит на улице, ждет, пока светофор переключится на зеленый – бах! – и в мозгу у него тромб забивает артерию, – и вот бедняга уже падает прямо на асфальт, бьется затылком о бордюр. Его хватил удар. Он мертв.
С насилием точно так же. Вы ошибаетесь, если думаете, что к насилию склонны только преступники и/или психопаты и что насильника видно за километр, и если ты не разглядела этого и подпустила его к себе слишком близко – проблема в тебе.
В 1966 году американские психологи Мелвин Лернер и Кэролайн Симмонс провели эксперимент. Суть простая: семьдесят две студентки наблюдали за тем, как их однокурсница выполняет тест. За каждый неверный ответ девушку били током. Студентки, разумеется, сочувствовали ей, но лишь сначала. Прошло немного времени, и их сочувствие сменилось обвинениями – ближе к концу теста студентки были уверены, что жертва заслужила удары – плохо готовилась.
Лернер и Симмонс объяснили такое поведение верой людей в справедливость мира: мы подсознательно верим, что все происходящее с человеком – результат поступков. За хорошие дела мир награждает нас, за плохие – карает.
Звучит неплохо, но есть одно но: эта вера – ошибка. Когнитивная ловушка.
Мы склонны искать оправдание тем вещам, на которые не можем повлиять. Среди таких вещей – насилие.
Если тебя бьют током во время теста – сама виновата, плохо готовилась.
Если тебя избили и ограбили по пути домой – сама виновата, зачем так поздно шляешься по темным переулкам?
Если тебя изнасиловали – сама виновата и не говори, что не понимала, к чему все идет.
Мы подсознательно верим в справедливость мира и потому закрываем глаза на то, что способно поколебать, подточить эту нашу веру. Плевать на людей, вера важнее.
Когда меня изнасиловали, мне было пятнадцать.
Они сделали это вдвоем, потом прогрели машину и отвезли меня домой.
Как ни в чем не бывало. Словно так и надо.
Мне было пятнадцать, и на уроке биологии к тому моменту мы уже проходили репродуктивную систему человека. Но там, в новогоднюю ночь, в гараже, я до последнего момента не понимала, что происходит.
Рома втащил меня в гараж, открыл дверь автомобиля и бросил на заднее сиденье, лицом вниз. К тому моменту я, кажется, даже перестала протестовать – застывшая, как олень в свете фар. Он стягивал с меня джинсы и грязно ругался оттого, что на мне так много одежды и что ее так сложно снять:
– Сорок одежек, блядь! Чего уставился? Иди, помоги, руки ей держи.
Антон схватил меня за запястья, и только тут я вспомнила о нем – он тоже здесь, смотрит на все это. Хотела повернуться, посмотреть ему в лицо, но не могла пошевелиться – сейчас уже не помню, то ли меня вжали лицом в сиденье, чтоб не кричала, то ли сама вжалась от страха.
Они вдвоем кряхтели надо мной, ругались – раздраженные и даже, кажется, разочарованные.
– Чего так долго?
– Да иди ты! Она сухая вся! Еще и холод собачий! Отличная, блядь, идея – в гараже на морозе!
