— Вы должны сообщить мне некоторые данные, я передам их телеграммой в свое агентство в Лондоне, а оттуда уже свяжутся с Кристофером Лансом — тем самым человеком, который займется этой операцией.
— Кто он? — поинтересовалась Розалинда.
— Английский инженер, ветеран Первой мировой войны, вот уже несколько лет живущий в Мадриде. До восстания он работал в испанской инжиниринговой компании, сотрудничавшей с британцами, — «Хинес Наварро и сыновья», с центральным офисом на Пасео-дель-Прадо и филиалами в Валенсии и Аликанте. Они занимались строительством шоссе и мостов, сооружением большого водохранилища в Сории и гидроэлектростанции возле Гранады. Когда началась война, семейство Наварро исчезло — неизвестно, по своей воле или нет. Сотрудники компании организовали тогда комитет и взяли управление в свои руки. Ланс мог в то время уехать, но не сделал этого.
— Почему? — спросили мы в один голос.
Журналист пожал плечами и отпил большой глоток вина.
— Это помогает от боли, — словно извиняясь, пояснил он, поднимая бокал, и продолжил: — На самом деле, я не знаю, почему Ланс не вернулся в Англию: он ни разу не дал мне вразумительного объяснения. До того как разразилась война, англичане, проживавшие в Мадриде, как и почти все иностранцы, оставались в стороне и наблюдали за ситуацией с равнодушием и даже некоторой иронией. Конечно, им было известно, что отношения между правыми и левыми накалены, но они воспринимали это как часть местного испанского колорита. Коррида, сиеста, чеснок, оливковое масло и вражда между братьями — все это казалось им таким живописным, таким истинно испанским. Однако в конце концов ситуация взорвалась. И тогда они наконец поняли, что дело приняло серьезный оборот, и стали поспешно уезжать из Мадрида. За немногими исключениями, как тот самый Ланс, который отправил жену домой, а сам остался в Испании.
— Не слишком благоразумно, не так ли? — произнесла я.
— Возможно, он действительно немного сумасшедший, — полушутя сказал журналист. — Но надежный человек и знает, что делает; не какой-нибудь безрассудный авантюрист или оппортунист, которых в эти времена развелось огромное множество.
— А что именно он делает? — спросила Розалинда.
— Оказывает помощь тем, кто в ней нуждается. Вывозит людей из Мадрида, доставляет в один из портов на Средиземном море и пристраивает на любые британские суда — военные, почтово-пассажирские и грузовые.
— Он имеет с этого какую-то выгоду? — поинтересовалась я.
— Нет. Никакой. Он ничего не зарабатывает. Есть люди, которые наживаются на этом, но он не из их числа.
Журналист собирался сказать что-то еще, но в этот момент к нашему столику подошел молодой военный в бриджах, начищенных ботинках и с шапкой под мышкой. Он поприветствовал нас с полной невозмутимостью и протянул Розалинде конверт. Она вытащила оттуда сложенный листочек бумаги, прочитала его и улыбнулась.
— I'm truly very sorry, прошу меня извинить, — произнесла англичанка, торопливо складывая свои вещи в сумку. Портсигар, перчатки, записку. — Возникло одно неожидаемое — простите, неожиданное — обстоятельство. — Она наклонилась к моему уху и порывисто прошептала: — Хуан Луис вернулся из Севильи раньше, чем собирался.
Несмотря на лопнувшую барабанную перепонку, журналист, вероятно, тоже ее услышал.
— Продолжайте разговор без меня, потом мне расскажете, — громко сказала Розалинда. — Сира, darling, до скорого. А вы, Логан, будьте завтра готовы. В час вас заберет из гостиницы машина. Мы пообедаем в моем доме вместе с верховным комиссаром, и потом в вашем распоряжении будет время до самого вечера, чтобы взять у него интервью.
Розалинда прошла к выходу с молодым военным, сопровождаемая множеством любопытных взглядов. Как только она скрылась из виду, я решила продолжить разговор с того момента, на котором мы остановились.
— Если Ланс не получает никакой выгоды и у него нет политических мотивов, почему он всем этим занимается?
Журналист снова пожал плечами.
— Такой уж он человек — да, непохожий на остальных. В каком-то смысле — рыцарь, сражающийся за то, до чего другим нет дела. По его словам, у него нет никакой политической заинтересованности, он действует исключительно из соображений гуманности: он вел бы себя точно так же, если бы оказался на территории националистов. В общем, обстоятельства сложились так, что в начале восстания посол сэр Генри Чилтон и почти все сотрудники посольства находились в Сан-Себастьяне, где всегда проводили лето. В Мадриде в это время оставался лишь консул, оказавшийся не на высоте в сложившейся ситуации. Поэтому Ланс, в некотором смысле, взял бразды правления в свои руки. Он убедил открыть посольство, чтобы обеспечить в его стенах защиту всем британским подданным — насколько мне известно, их насчитывалось тогда чуть больше трехсот. Эти люди не имели непосредственного отношения к политике, но большинство из них были консерваторами, симпатизировавшими правым, поэтому, едва узнав, что происходит, стали искать дипломатической защиты. Однако этим дело не ограничилось: в посольстве пожелали получить убежище еще несколько сотен людей. Они утверждали, что родились в Гибралтаре или на английском судне, имели родственников в Великобритании или сотрудничали с Британской торговой палатой — в общем, приводили любые доводы, лишь бы получить защиту под нашим государственным флагом.
— Почему именно в вашем посольстве?
— Не только в нашем, вовсе нет. В первые дни все дипломатические представительства делали практически то же самое: принимали своих граждан и некоторых испанцев, нуждающихся в убежище. К тому же наше посольство делало это неохотнее других.
— А потом?
— Некоторые представительства продолжали активно предоставлять убежище и принимать меры для эвакуации людей. Это посольства Франции, Аргентины, Норвегии и, особенно, Чили. Другие же, напротив, отказались от этого, лишь только прошел первый период неизвестности. Однако Ланс выступает не как представитель британского правительства: он действует сам по себе. Наше посольство, как вы уже поняли, перестало предоставлять убежище и заниматься эвакуацией. Должен вам также сказать, что Ланс вовсе не заинтересован в том, чтобы помогать националистам, он просто содействует людям, которым по каким-то личным причинам — идеологическим, семейным, не важно — необходимо выбраться из Мадрида. Ему удалось получить должность почетного атташе в посольстве, чтобы в первые дни войны организовать эвакуацию британцев, но сейчас он действует на свой страх и риск. При необходимости — в основном перед ополченцами и караульными на постах — в ход идет весь дипломатический арсенал, имеющийся в его распоряжении: красно-сине-белая повязка на рукаве, флажки на автомобиле и внушительный пропуск с печатями посольства, шести-семи профсоюзов и военного министерства. Вообще этот Ланс очень своеобразный человек: дружелюбный, словоохотливый, всегда эксцентрично одетый в кричащие пиджаки и галстуки. Иногда мне кажется, что он специально перебарщивает в одежде, чтобы никто не воспринимал его слишком серьезно и ни в чем не заподозрил.
