Хотя сумма, необходимая для того, чтобы привезти маму в Марокко и в то же время выплатить долг гостинице, была для меня нереальной, мысли об этом не выходили из головы. В ту ночь я почти не сомкнула глаз, не переставая лихорадочно размышлять. Я придумывала самые безумные варианты и тысячу раз пересчитала свои накопления, отчего они, конечно, не увеличились. Однако в конце концов почти на рассвете ко мне пришло неожиданное решение.
21
Разговоры, смех и ритмичный стук печатной машинки смолкли, и четыре пары глаз остановились на мне. Комната была серая, полная дыма, пропахшая табаком и испарениями человеческих тел. Когда все стихло, стало слышно только жужжание множества мух и монотонный шум деревянных лопастей вентилятора, крутившихся над нашими головами. И через несколько секунд кто-то проходивший по коридору восхищенно присвистнул, увидев меня в моем лучшем костюме стоящей перед четырьмя столами, за которыми, обливаясь потом, работали — или делали вид, что работают, — четверо полицейских.
— Мне нужно поговорить с комиссаром Васкесом, — сообщила я.
— Его нет, — ответил самый толстый.
— Но он скоро придет, — сказал самый молодой.
— Можете подождать его, — произнес самый тощий.
— Присаживайтесь, если хотите, — предложил самый старый из них.
Я уселась на стул с гуттаперчевым сиденьем и провела на нем в ожидании больше полутора часов. В течение этого времени полицейские притворялись, будто занимаются своими делами, однако работа интересовала их меньше всего. Они беззастенчиво поглядывали на меня, били мух сложенными газетами, делали друг другу многозначительные знаки и обменивались записками, в которых, должно быть, обсуждались мои ноги, грудь, бедра и то, как со мной можно провести время, не будь я такой недотрогой. В конце концов появился дон Клаудио: он стремительно шел по коридору, снимая шляпу и пиджак, отдавая распоряжения и одновременно пытаясь прочитать несколько бумаг, которые ему только что передали.
— Хуарес, срочно отправляйся на улицу Комерсио, там была поножовщина. Кортес, если сейчас же на моем столе не будет отчета о деле торговки спичками, я в два счета отправлю тебя куда-нибудь в Ифни. Баутиста, что там насчет кражи на Зерновом рынке? Каньете…
Внезапно он замолчал, увидев меня. И Каньете — самый тощий из полицейских — остался без задания.
— Проходите, — бросил комиссар, указывая на кабинет, находившийся в глубине комнаты, и снова надел пиджак, который почти уже снял. — Кортес, подожди со своим отчетом. А вы двое — выполняйте, что я сказал.
Он закрыл стеклянную дверь, отделявшую его кабинет от остального помещения, и предложил мне присесть. Комната комиссара была меньше размером, но намного приятнее той, где сидели другие полицейские. Дон Клаудио повесил шляпу на вешалку и уселся за стол, заваленный папками и бумагами. Он включил бакелитовый вентилятор, и я с наслаждением, словно путник в пустыне, ощутила на лице дуновение свежего воздуха.
— Итак, я вас слушаю. — Тон комиссара не был ни слишком любезным, ни резким. В нем чувствовалась нервность и озабоченность первых наших встреч и в то же время спокойствие того осеннего дня, когда мы заключили с ним взаимовыгодный договор. Как и прошлым летом, лицо его покрывал бронзовый загар — возможно, он, подобно многим другим жителям Тетуана, любил посещать ближайший пляж на реке Мартин. Или это просто следствие его службы, на которой ему приходилось целый день ходить по городу под палящими лучами солнца.
Я уже знала стиль работы комиссара и поэтому сразу изложила свою просьбу, приготовившись отвечать на целый шквал вопросов, которые должны были последовать.
— Мне нужен мой паспорт.
— Могу я узнать, для чего?
— Чтобы поехать в Танжер.
— Позвольте спросить, с какой целью?
— Чтобы поговорить с администрацией гостиницы насчет моего долга.
— В каком смысле «поговорить насчет долга»?
— Я хочу, чтобы мне продлили срок выплаты.
— Насколько мне известно, дела у вас в ателье идут превосходно, и, мне казалось, вы уже могли собрать нужную сумму. У вас отличные клиентки, я справлялся о вас и слышал хорошие отзывы.
— Да, в ателье у меня все в порядке, это правда. И мне удалось скопить некоторую сумму.
— Сколько?
— Достаточно, чтобы выплатить долг гостинице.
— Ну так что же тогда?
— Мне нужны сейчас эти деньги для другого дела.
— Для какого именно?
— Это связано с моей семьей.
Комиссар посмотрел на меня с притворным удивлением.
— Я полагал, ваша семья находится в Мадриде.
— В том-то все и дело.
— Объясните, пожалуйста.
— Из всей семьи у меня только мама. Она сейчас в Мадриде. И я хочу вывезти ее оттуда в Тетуан.
— А ваш отец?
— Как я вам уже говорила, мы почти незнакомы. Я хочу лишь привезти к себе маму.
— Понятно. И как вы собираетесь это сделать?
Я подробно рассказала комиссару все, что узнала от Канделарии, не упомянув, однако ее имени. Он слушал меня, как всегда, предельно сосредоточенно и пристально глядя мне в глаза, хотя я была уверена, что ему и так прекрасно известны все подробности этих перемещений с одной территории на другую.
— И когда вы собираетесь ехать в Танжер?
— Как можно скорее, если вы дадите мне разрешение.
Дон Клаудио откинулся на спинку кресла, внимательно на меня посмотрел и принялся барабанить по столу пальцами левой руки. Умей я читать мысли, то почувствовала бы, какая напряженная работа закипела сейчас в его голове: как он взвешивал мои слова, обдумывал их, размышлял, принимал решение. Через некоторое время — не очень долгое, но показавшееся мне бесконечным — комиссар вдруг перестал барабанить пальцами и энергично хлопнул по столу ладонью. Тогда я поняла, что решение принято, но, прежде чем сообщить его мне, дон Клаудио подошел к двери и, выглянув, крикнул:
— Каньете, приготовь пропуск для проезда через пост Борч на имя сеньориты Сиры Кироги. Срочно.
Я вздохнула с облегчением, услышав, какое задание получил Каньете, но не произнесла ни слова до тех пор, пока комиссар, вернувшись на свое место, не обратился ко мне сам.
— Я дам вам ваш паспорт, пропуск и двенадцать часов на то, чтобы вы съездили завтра в Танжер и сразу вернулись. Поговорите с администратором «Континенталя»: может быть, он согласится пойти вам навстречу. Хотя, если честно, я в этом сомневаюсь. Впрочем, попытка не пытка. Сообщите мне потом результат. И помните: со мной шутки плохи.
Дон Клаудио выдвинул ящик стола, порылся там и достал мой паспорт. Потом вошел тощий Каньете и, положив на стол бумагу, плотоядно на меня посмотрел. Комиссар подписал документ и, не поднимая головы, бросил «иди работай, Каньете», чтобы выпроводить своего нерадивого подчиненного. Не проронив больше ни слова, он сложил бумагу и протянул ее мне вместе с паспортом. Затем поднялся и взялся за ручку двери, показывая, что встреча закончена. Когда я вышла из кабинета, меня встретили не четыре пары глаз, как вначале, а уже семь. Семеро мужчин, отлынивая от работы, с нетерпением ждали моего появления, словно им никогда не доводилось видеть красивых женщин в стенах своего комиссариата.
