Я подалась вперед на сиденье и посмотрела в окно — под мягкий перестук колес перед глазами пронеслись последние огни Лиссабона, потускнели, расплылись, а потом и вовсе растворились в простиравшейся вокруг темноте. Я поднялась, мне хотелось развеяться. Пришло время поужинать.
Вагон-ресторан был уже почти полон. В воздухе стоял запах еды, звон столовых приборов и гул голосов. Через пару минут меня усадили за столик, я выбрала блюдо и заказала вино, чтобы отметить свою свободу. Коротая время в ожидании заказа, я представляла свое возвращение в Мадрид и реакцию Хиллгарта на результаты моей работы. Наверное, он и предположить не мог, что она окажется такой плодотворной.
Вино и заказанное блюдо не заставили себя долго ждать, однако я уже поняла, что ужин не будет приятным. К несчастью, неподалеку от меня сидели два отвратительных типа, не перестававшие нагло меня оглядывать. Эти грубые с виду субъекты вносили явный диссонанс в царившую вокруг безмятежную атмосферу. На столе перед ними теснились две бутылки вина и множество тарелок, которые они опустошали с такой жадностью, словно этой ночью должен был наступить конец света. Мне едва удалось насладиться вкусом bacalhau a Bras
[86]; безупречная льняная скатерть, узорчатый бокал и церемонное усердие официанта тоже быстро отошли на второй план. Мне хотелось лишь поскорее проглотить ужин и вернуться в свое купе, чтобы избавиться наконец от столь неприятного общества.
В моем купе уже задернули занавески и расстелили постель. Скоро поезд должен был затихнуть и погрузиться в сон, и так, почти незаметно, нам предстояло покинуть Португалию и пересечь границу. Внезапно я осознала, как давно мне не удавалось выспаться. Этим утром пришлось записывать добытую информацию, а за день до того меня заставил провести бессонную ночь визит к Розалинде. Мое бедное тело нуждалось в отдыхе, и я решила немедленно лечь спать.
Я открыла свой чемоданчик, но не успела ничего достать — помешал раздавшийся стук в дверь.
— Билеты, пожалуйста, — прозвучал голос из коридора. Я осторожно выглянула из купе и убедилась, что это ревизор. Однако в коридоре он был не один. За его спиной, всего в нескольких метрах, маячили две фигуры, покачивавшиеся в такт движению поезда. Фигуры, которые невозможно было с кем-либо спутать: те самые типы, досаждавшие мне за ужином.
Как только ревизор закончил проверку, я закрыла дверь на задвижку с твердым намерением не открывать ее до самого Мадрида. После всего, что мне пришлось преодолеть в Лиссабоне, меньше всего хотелось, чтобы меня беспокоили ночью двое нахалов, которым нечем заняться. В конце концов я начала готовиться ко сну, истощенная физически и морально, мечтающая забыть обо всем, хотя бы на несколько часов.
Я достала из несессера зубную щетку, мыльницу, ночной крем. Через несколько минут поезд начал сбавлять скорость; мы приближались к станции — первой за время пути. Я отодвинула занавеску на окне. «Энтронкаменту» — гласила табличка.
Спустя несколько секунд в купе вновь постучали. Громко, настойчиво. Судя по всему, это был вовсе не ревизор. Я замерла, прижавшись спиной к двери и затаившись. Это могли быть те двое из вагона-ресторана, и я ни при каких обстоятельствах не собиралась им открывать.
Однако стук повторился. На этот раз еще более сильный. И раздался знакомый голос, произнесший мое имя.
Я открыла задвижку.
— Ты должна сойти с поезда. Да Силва послал двух своих людей. Они охотятся за тобой.
— Шляпа?
— Шляпа.
64
Меня охватила паника, и в то же время из груди готов был вырваться смех. Горький и зловещий. Какими странными все же бывают чувства, какими обманчивыми. Один лишь поцелуй Мануэла да Силвы смог поколебать мою уверенность в его непорядочности, а всего час спустя я узнала, что этот человек приказал покончить со мной и выбросить ночью из поезда. Как оказалось, это был поцелуй иуды.
— Возьми только документы, — сказал Маркус. — Остальное заберешь в Мадриде.
— Есть одна вещь, которую я не могу оставить.
— Сейчас не до этого, Сира. У нас нет времени, поезд вот-вот тронется, и если мы не поторопимся, придется прыгать на ходу.
— Одну секунду… — Я схватила чемоданчик и обеими руками выпотрошила его содержимое. Шелковая ночная сорочка, тапка, щетка для волос, флакон одеколона в беспорядке рассыпались по кровати и полу, словно разбросанные в припадке сумасшедшим или пролетевшим торнадо. Наконец на самом дне я нашла то, что искала, — альбом с фальшивыми выкройками, стежки на которых, миллиметр за миллиметром, разоблачали предательство Мануэла да Силвы. Я крепко прижала альбом к груди.
— Пойдем, — сказала я, хватая другой рукой сумку. Ее тоже не следовало оставлять, там был мой паспорт.
Когда мы поспешно вышли в коридор, раздался свисток дежурного по станции, и едва мы успели дойти до выхода из вагона, как прозвучал гудок локомотива и поезд тронулся. Маркус спрыгнул первым, а я тем временем бросала на перрон альбом, сумку и туфли, в которых невозможно было бы приземлиться, не сломав ноги. Он протянул руку, и я, схватившись за нее, тоже спрыгнула.
Неистовые крики дежурного по станции не заставили себя ждать, и через несколько секунд мы увидели, как он бежит в нашу сторону, яростно размахивая руками. На перрон вышли двое железнодорожников, привлеченные его воплями, а поезд между тем, равнодушный ко всему оставшемуся позади, удалялся, набирая скорость.
— Пойдем, Сира, пойдем, нам нельзя здесь оставаться! — торопил меня Маркус.
Он поднял мои туфли и протянул мне. Я держала их в руках не надевая, потому что мое внимание в этот момент было поглощено другим. Трое служащих, возмущаясь инцидентом, сгрудились вокруг нас, и дежурный по станции гневными криками и жестами выражал свое негодование. Вскоре подошли двое любопытствующих нищих, а следом за ними к собравшейся вокруг нас группе присоединились буфетчица и молодой официант, тоже желавшие узнать, что случилось.
И вдруг среди хаоса одновременно звучавших голосов раздался пронзительный визг резко тормозящего поезда.
Перрон мгновенно замер, словно на него опустилась завеса покоя; слышалось лишь, как скрипели по рельсам колеса, издавая долгий, взрывавший тишину звук.
Маркус заговорил первым.
— Они сорвали стоп-кран. — Его голос стал еще более серьезным, и тон не допускал возражений. — Они заметили, что мы выпрыгнули. Пойдем, Сира, нам нужно убраться отсюда как можно скорее.
Через пару секунд на перроне все снова пришло в движение. Вновь начались гневные вопли, распоряжения, беготня и яростная жестикуляция.
— Это невозможно, — ответила я, нервно оглядывая землю. — Я не могу найти свой альбом.
— Ради Бога, забудь ты про этот проклятый альбом! — в сердцах воскликнул Маркус. — Они ищут тебя, Сира, чтобы убить!
Он схватил меня под руку и потянул за собой, словно намереваясь утащить оттуда даже волоком.
