В углах комнаты были расставлены медные жаровни, на которых тлели семена травы янт. Струйки сизого дымка медленно поднимались вверх, сворачиваясь в причудливые спирали и источая едкий, настойчиво лезущий в нос запах. Не сдержавшись, я звонко чихнула…
– Люди действия не любят затуманивать свой мозг! – донесся до меня дребезжащий старческий смех. – Но мы вынуждены использовать вещества и препараты, способные усилить мощь мысли…
– Зачем? – удивилась я, усаживаясь на подсунутую мне подушку и с любопытством оглядываясь. – Кто вы, не желающие жить в реальности? Дано ли вам осознание тех границ, кои вы пытаетесь преодолеть?
– А кому дано знать, где заканчивается реальность и начинается вымысел? – парировал мой невидимый собеседник, скрытый за пеленой дыма. – Да и где она проходит, эта размытая грань бытия и небытия?
Пытаясь заглушить собственную, изрядно раздражающую меня робость, вызванную загадочной атмосферой, царящей в Храме, я лихорадочно замахала ладонями, разгоняя дымовую завесу, скрадывающую фигуру моего собеседника. Туман немного рассеялся, и я увидела…
Оно полулежало на низком и широком хрустальном троне, обложенное десятком подушек и укутанное шерстяным белым покрывалом. Его тяжелая голова опиралась на правую многосуставчатую длань, лишь отдаленно смахивающую на нормальную руку. Своими удлиненными, согнутыми под немыслимыми углами конечностями это существо напомнило мне старого, сморщенного кузнечика, что-то вещающего пронзительным, скрипучим голосом. Я невольно улыбнулась, надеясь, что хозяин Храма не догадается о моих потаенных, но излишне нелестных сравнениях. Но кузнечик тоненько хихикнул, шевеля заменяющими ему губы жвалами:
– Ты права, принцесса. По линии эволюционного развития мой народ стоял гораздо ближе к насекомым, чем к людям. Некогда мы напрямую влияли на судьбы этой планеты, управляя действиями царей и жрецов, но ныне в живых остался лишь я, сумев пережить и закат великого Вавилона, и гибель Атлантиды, и упадок Римской империи. И даже – страшную ядерную зиму…
– Ты служишь демиургам? – несмело предположила я.
Существо засмеялось еще отвратительнее:
– Нет, моя милая девочка. Меня называют верховным пророком Логрином, и я не служу никому, ну разве что великой Истине – главной в этом мире.
– Так ты жрец Логруса! – догадалась я.
Логрин протестующе кашлянул:
– Пустота – лишь часть Истины. Я – уста и глаза Пустоты, оценивающие объективные шансы будущего и фатальные последствия прошлого…
– Уста? – Я оторопело воззрилась на жвала Логрина. – Глаза? – Белый капюшон его одежды спускался почти до подбородка…
Пророк повелительно взмахнул рукой. Два молодых жреца поспешили откинуть капюшон с его лица, но глаза Логрина по-прежнему оставались закрытыми, потому что он оказался не в силах самостоятельно поднять два серых лоскута кожи, свисающие, будто надежные заслоны, и неподвижно покоящиеся у него на щеках.
– Поднимите мне веки! – приказал пророк.
Жрецы подчинились ему беспрекословно.
Два луча испепеляющего пламени вырвались из глазниц пророка, вонзаясь в мои глаза и почти прожигая их насквозь. Мне показалось, будто две остро отточенные спицы проникли в мой разум, взламывая, изучая, исследуя, бесцеремонно пробиваясь в мои самые интимные думы и желания. Я застонала от нестерпимой боли и прикрылась ладошкой.
– Хорошо, – каркнул Логрин, подавая знак помощникам вновь опустить ему веки, – очень хорошо. Помыслы твои чисты и бескорыстны, а сердце исполнено отваги и любви. Но ты еще не приняла света Истины, а потому рассуждаешь эгоистично и посредственно…
– В чем же состоит настоящая Истина? – вопрошающе воскликнула я, жадно подаваясь вперед и приготовившись внимать откровению мудреца.
Но Логрин лишь осуждающе качнул головой:
– Истина открывается лишь нелицемерным и самоотверженным. Нужно научиться быть самим собой, а не кем-то другим, хотя зачастую нам кажется, что жить под маской другого намного проще. Но это не так. Миражи обманчивы, а посему – учись превозмогать их власть. Учись творить добро не ради личной выгоды, а ради самого добра. Не бойся быть милосердной, ибо жалость – это не слабость, а сила. Живи помыслами другого человека – и добро вернется к тебе сторицей. Невозможно пройти свой путь чужими ногами, нельзя купить свою удачу чужой кровью – помни это, принцесса. Если хочешь приручить свое пугливое счастье, то согрей его теплом своего сердца, приласкай открытостью своей души, привлеки нежностью своего голоса. И тогда оно останется с тобой навсегда!
Я пристыженно прикусила губу и покраснела:
– Да, видно, недаром говорят: «На чужом горбу на Радужный уровень не въедешь!»
– А ведь туда тебе и надобно попасть? – скрипуче хмыкнул Логрин.
– Ага! – Я беспомощно хлопнула ресницами – совсем точь-в-точь как это частенько проделывал Ланс, старательно притворяясь наивным глупышкой. – Туда!
Пророк смеялся долго, так сильно сотрясаясь всем телом, что я уже начала не на шутку опасаться – а ну как этот хрупкий остов, насчитывающий не одну тысячу лет, развалится, унеся с собой светоч негасимой мудрости, обитающий в столь ненадежной оболочке. Но, к счастью, ничего подобного не случилось.
– Притворщица, – наконец соизволил успокоиться Логрин. – Меня на такие женские штучки не подловишь, но я помогу тебе не столько по велению сердца, сколько по зову Истины. Прими мой дар. – Он распахнул шерстяной балахон, на миг обнажив что-то совершенно немыслимое, похожее на хитиновый панцирь рака, и снял со своей шеи две тонкие цепочки с подвешенными к ним крохотными флакончиками. – Вот сюда, – жрец подал мне первый сосуд – хрустальный, оплетенный серебряной проволокой, – ты наберешь мертвую воду. А сюда, – второй флакон оказался отделан золотом, – живую. Да смотри не перепутай.
– Вам уже доводилось напутствовать желающих попасть в Обитель богов? – спросила я, пряча подарок у себя на груди. – Не так ли?
Жвала Логрина гневно заскрежетали:
– Нет. Но много лет назад среди нас нашелся гнусный предатель – отступник, посмевший выкрасть запасной комплект флаконов и обманом проникнувший на Радужный уровень. Я слышал – судьба покарала его по заслугам…
– А вода? – дрожащим голосом перебила я. – Он ее добыл?
– Мертвую – да, – спокойно подтвердил пророк. – Посреди Полей мертвых находится неугасающий вулкан, носящий имя Купель посмертных слез. Он полыхает огнем и жаром, а в его недрах плещется густая черная жижа, состоящая из пепла сожженных трупов. Набери эту мертвую воду в защищенный серебром флакон, хотя я не представляю, как ты сможешь до нее добраться.
– А живая? – продолжала я допытываться. – Где искать ее?
Логрин виновато дернул своими длинными руками, бестолково комкая край покрывала:
– Этого не знаю даже я!
И тщетно я задавала все новые и новые вопросы, пытаясь разобраться в ожидающих меня испытаниях: жрец лишь бессильно шуршал пальцами да многословно извинялся за неосведомленность.
