Умный Марвин помнил и кое о чем другом. Закон просьбы – страшная штука, сильнее всего бьющая по самому просителю. Если ничего у жизни не просишь, то ничего и не получаешь. А если ты просишь у будущего непонятно что, то, следовательно, и получаешь нечто расплывчатое да неопределенное. Ведь любая просьба всегда притягивает соответствующую реальность. Огвур и Ланс хотели помочь Ульрике, но не знали точно, что для этого следует предпринять. А Генрих гонялся за принцессой, как за луной, непонятной и недостижимой. Проказница-судьба подшутила над ними всеми, скорее всего не просто так забросив их в Дикие земли, но – не дав ни единой вразумительной подсказки. И все-таки…
– Остановитесь, безумцы! – Рассерженный голос громыхнул из небесной тишины настолько неожиданно, что путники мгновенно прекратили драку и рухнули на дно корзины, стремясь укрыться от новой опасности. – Нашли, называется, самое подходящее время для свар!
– Саймон! – радостно завопил некромант, своим магическим оком дракона узрев полупрозрачную фигуру архимага, свободно парящую над шаром. – Ты ли это?
– Не-а, не я, – сухо откликнулся магистр. – А всего лишь мой образ, навеянный чарами.
– Спаситель ты наш, – просиял Ланс, – прошу тебя, верни нас поскорее домой.
– И не подумаю, дружочек, – преувеличенно ласково улыбнулся Саймон. – Вы считаете, я просто так заклятия сплетал, затаскивал вас в эту гоблинову летучую корзину и направлял ветер в нужную мне сторону?
– Э? – обалдел орк. – Почему?
– Зачем? – насупился полуэльф.
– Вы нужны мне здесь, – доверительно сообщил архимаг. – Хочу предложить вам одно необременительное дельце.
– Ой, нет, чур, без меня! – возмущенно замахал руками полукровка. – Знаю я, чем это все закончится: меня опять начнут заставлять на ком-нибудь жениться!
– Ну если не хочешь жениться, то могу выдать тебя замуж. – Саймон с довольным видом пригладил свою ухоженную бородку. – Хотя ваша задача состоит не в этом. Нужно помочь Ульрике…
– Принцессе? – встрепенулся некромант. – Где она?
– Что с ней? – взволнованно спросил Генрих.
– Опять, поди, тяжести таскает, – уверенно рыкнул Огвур. – Знаю я ее. Да она так и норовит промочить ноги или затеять поединок с какой-нибудь опасной тварью. Ведь так?
Саймонариэль благоразумно промолчал, хитро улыбаясь.
– Ну чего время зря тянешь? – пытливо поинтересовался Марвин. – Видишь же – мы согласны. Рассказывай…
– И подробнее! – поторопил архимага Генрих.
– А сделать нужно вот что, – деловито начал магистр, но его слова перекрыл громкий, пронзительный свист. Воздушный шар задергался, будто живой, выпустил из своих недр последнюю порцию теплого воздуха и мертвым грузом повис на веревочных креплениях. Корзину с путешественниками замотало, закрутило волчком и резко бросило вниз. Под аккомпанемент пронзительных воплей четверых пассажиров, оказавшихся безучастными заложниками возникшей совершенно неуправляемой ситуации, монгольфьер стремительно обрушивался на землю…
Жизнь полна неожиданностей. Жизнь напоминает бурное море, бессистемно бросающее нас от берега к берегу, от счастья – к горестям, от любви – к ненависти, от надежды – к отчаянию. И плохо, если отчаяние становится нашей единственной пристанью…
– Ульрика, ты жива? – Едва различимый шепот вывел меня из забытья, заставляя медленно поднять голову и осмотреться по сторонам.
Обнаружилось, что я лежу на мелкой гальке, вытянувшись во весь рост и уткнувшись носом в ворох бурых морских водорослей, штормом вынесенных на берег. Дикие земли выглядели именно дикими: каким-то забытым богами местом – неприглядным, серым, необжитым. Длинная унылая коса, сплошь засыпанная отнюдь не песком, а мелким, неприятно острым каменным крошевом, простиралась по обе стороны от меня, своими краями теряясь в густом прибрежном тумане. Чуть выше нее начинались изломанные горы или холмы, плохо различимые в утренних сумерках, столь же серые и унылые, как и все вокруг. Над холмами вставало блеклое, безрадостное солнце.
– Ульрика, – шепот шел слева, – отзовись!
Я с трудом перевернулась, чувствуя покалывание от тока крови в венах, прогонявшее оцепенение, сковавшее все мое тело. Проведенная в море ночь давала о себе знать – у меня болело буквально все: каждая косточка, каждый нерв. Но тем не менее я осталась жива!
– Маллер, – ответила я, почти испугавшись своего голоса – чужого и непривычно сиплого: наверно, я сорвала его в те минуты, когда кричала свою песню, бросая ее в лицо враждебной стихии, – я здесь!
– Слава Аоле, – растроганно произнес пират, – ты не пострадала…
Я передвинулась ближе к де Ваксу, казавшемуся темным бревном, туго спеленатым в складки плаща, и с содроганием в сердце приподняла край плотной ткани. Зрелище, представшее моему взору, не оставляло ни малейшей надежды. С немым ужасом взирала я на его плоть, разбухшую от морской воды и покрытую серозными выделениями. Клубки кишок выпирали из обширной раны – красной, отекшей, нагноившейся. Черты лица Маллера истончились и заострились, приобретя налет предсмертной, потусторонней отрешенности. Я торопливо пошарила у себя за пазухой и извлекла огарок белой свечи, подаренный мне тетушкой Чумой.
– Ты только потерпи еще чуть-чуть, – наигранно бодро приказала я пирату, стараясь не всхлипывать и не допустить дрожи в голосе, – сейчас я поброжу по берегу, найду кремень, высеку искру и…
– Не надо, – мягко усмехнулся капитан, хватая меня за запястье своими слабыми, бледными пальцами, – твое волшебство не поможет. Мой смертный час пробил!
– Нет, – протестовала я, чувствуя, как дрожит мой подбородок. – Я тебя спасу!
– Не стоит, я не заслуживаю жизни.
– Ты? – потрясенно переспросила я. – Смелый, отважный и справедливый!
Синие губы Маллера исказила горькая усмешка.
– Слушай, – жарко зашептал он, – я совершил отвратительные поступки, которые гнетут меня и отбивают вкус к жизни. Несколько месяцев назад в Рохоссе я заступился за чайханщика и спровоцировал бой между двумя доблестными воинами. Стать моим поручителем в той схватке вызвался могучий орк, вышедший против чернокожего канагерийца…
– Знаю, – перебила я, – этот орк – мой друг Огвур.
– Так ты об этом знаешь! Как тесно переплелись наши судьбы, – виновато вздохнул умирающий, – еще теснее, чем я полагал ранее!
– Канагериец проиграл, – продолжила я за него, – чего и следовало ожидать – ведь на стороне Огвура выступила сама королева Смерть, обрекая на разгром бойца, вставшего на сторону несправедливости.
– Да, но тебе известна дальнейшая участь этого канагерийца?
Я отрицательно помотала головой.
– Я узнал, что его продали в рабство, не простив за поражение и не помиловав. Я посетил множество портов, отыскивая след бойца, в чьих невзгодах я пусть и косвенно, но виновен. Мне не повезло: канагериец будто испарился. И теперь меня мучает совесть…
