Я просидела на диване еще около часа, пока какой-то голубой художник по стеклу не пригласил меня танцевать. О том, что он художник по стеклу, он успел сообщить мне раньше, перекрикивая музыку, когда присел рядом на диван, и я, не слишком удачно пытаясь поддержать разговор, спросила его, чем он занимается.
— Я художник по стеклу! Работаю со скульптурами.
— Я тоже, — ответила я, но он не услышал.
За его ориентацию я поручиться не могла, но некоторое время назад имела счастье лицезреть, как он старательно засовывает язык в глотку другому чуваку. Других доказательств у меня не было.
Я не сразу приняла приглашение на танец, побаиваясь покинуть свое насиженное место на диване, но он уговаривал меня с таким пылом, что мне пришлось сдаться, и мы принялись танцевать под техно в исполнении электрического органа. Казалось бы, нормальная музыка, но я никак не могла попасть в ритм и чувствовала себя скованно и неловко, хотя и успела к этому времени употребить не один коктейль. Я заметила, что кто-то тут же занял мое место за компьютером. Это несколько задело самолюбие — мне хотелось считать себя незаменимой. Но, увы, такое бывает страшно редко.
Тут подошла Дебби и повисла у меня на шее. Я попробовала было уклониться, спасая свои босые ноги от ее высоченных шпилек, но чуть не рухнула на спину под весом ее отяжелевшего от алкоголя тела. Она погладила меня по голове, проведя рукой по затылку, и прошептала, что мои волосы — как бархат. От ее шепота, щекочущего ухо, на душе у меня потеплело. Но она столь же внезапно выпустила меня из своих объятий и снова принялась танцевать. Груди ее так и ходили ходуном под тонкой материей.
Я остановилась. Понаблюдала за ней, понаблюдала за остальными — как свободно они держатся и перемещаются в пространстве. И тут я осознала, что вот уже несколько часов совершенно неожиданно для себя испытываю чувство неподдельной радости — и это при том, что у меня пропала мама. Я решила, что должна любой ценой удержать это чувство, не дать ему исчезнуть.
Басы громыхали так, что даже воздух вибрировал. Я отрывалась в танце. Я танцевала как никогда в жизни. Мне очень хотелось верить, что со стороны это смотрелось круто. Может, алкоголь наконец сделал свое дело, но я разошлась вовсю: размахивала руками над головой — да-да, и злосчастной перемотанной рукой тоже — и подпевала, закрыв глаза. Казалось, я плыву в плотной соленой воде. Я была счастлива!
И тут я услышала смех. Сначала я не обратила на это внимания, но он не прекращался, мерзкое такое хихиканье. Я открыла глаза. Это был художник по стеклу.
— Ха! Что, теперь так танцуют?
И изобразил меня, яростно тряся задницей и молотя воздух кулаками, как будто сражаясь с невидимым противником. И снова хихикнул. Без издевки.
По крайней мере беззлобно.
Но танцевать после этого сразу расхотелось.
Я выдавила из себя улыбку, хотя меньше всего мне хотелось ему улыбаться. Я чувствовала себя щенком, падающим на спину перед здоровенной овчаркой.
Я вышла из гостиной и поднялась на второй этаж. На диване какая-то парочка с закрытыми глазами целовалась взасос. Я успела разглядеть их розовые мясистые языки. Я безучастно смотрела на них. Мне вспомнилась странная брачная игра двух белок, которую я как-то видела по телевизору. Это была программа о животных в Коста-Рике, и белки были просто гигантские. В разгар прелюдии самец вдруг помочился на самку, что привело ее в экстаз, и она принялась танцевать как бешеная. Через какое-то время самец повторил процедуру, и она вновь закружилась в безумном танце. Несколько подобных мочеиспусканий и танцев спустя они наконец-то приступили к спариванию.
Вот уж никогда бы не подумала, что белки такие извращенцы.
Чувак на диване неожиданно приоткрыл один глаз, будто почувствовав, что за ним наблюдают. Я юркнула в туалет и закрыла за собой дверь. Снизу доносились приглушенные звуки музыки. Я уставилась на свое отражение в зеркале. Вид у меня был совершенно идиотский. Бледный и идиотский. Рот полуоткрыт, влажные глаза наполнены жалостью к себе.
— Да горите вы в аду, гребаные художники по стеклу! — прошептала я и повысила голос: — Кому нужно ваше искусство?! Кому нужны ваши чертовы творения из стекла?! Кому нужны скульптуры? Ненавижу вас! Всех ненавижу!
Последние слова я уже кричала. Я умолкла и огляделась по сторонам. Прокашлялась. Над раковиной висел большой лист бумаги с надписью от руки, но я не могла сфокусировать взгляд, чтобы прочитать написанное. Лист чуть покоробился от влаги. Я представила себе бледное тело Джастина в ванной. Представила, как он принимает душ в обжигающей воде.
Я напрягла зрение. Прищурилась из последних сил и наконец прочитала:
Смерть — самый эффективный способ приспособиться к окружающей среде.
Зигмунд Фрейд
Испытывая легкую тошноту, я открыла дверь, прошмыгнула мимо лижущихся приматов на диване и спустилась на первый этаж. Отыскала свой желтый пуховик в груде верхней одежды и обуви. Хорошо хоть ботинки искать не надо. Я посмотрела в сторону гостиной, затем в сторону кухни. Но все были заняты собой. Трепались, танцевали, заигрывали, бухали.
Выходя из дома, я все думала о той цитате из Фрейда. Правда ли, что смерть — наш способ приспособиться к среде. Если это действительно так, значит, не умирать — самое смелое проявление анархизма в обществе, где все такие охрененно стеклохудожественно живые.
Суббота, 14 апреля
Злокачественная опухоль
Когда субботним утром я проснулась одетой на собственной кровати, в своей убогой комнате, в голове стучала одна-единственная мысль. Мысль была столь назойливой, что можно подумать, будто именно она меня разбудила.
А ведь мама могла прислать мейл.
Ну конечно! Нужно обязательно проверить! Сейчас же!
Странно, что это мне раньше не пришло в голову. В промежутках между нашими совместными выходными электронная переписка была основным способом связи. А я так увлеклась, проверяя почту отца, что совсем забыла проверить свою собственную!
Я резко вскочила с постели — слишком резко, так что тяжелая свинцовая боль разлилась в висках, заставив меня снова опуститься на кровать. Во рту у меня пересохло. Я потрогала язык пальцем. Такое ощущение, что это не мой собственный язык, а какой-то чужеродный предмет. Как будто у меня во рту сдох маленький зверек. Я его понимала, я бы и сама сейчас с радостью последовала его примеру. Но сдержалась. Заставила себя встать и пройти несколько метров, отделяющих меня от кабинета, где я включила мамин комп. Пока он грузился, я нетерпеливо барабанила по клавишам. Мочевой пузырь неожиданно дал о себе знать, но я не обращала на это внимания. Я открыла свой почтовый ящик на «Хотмейле». Быстро пробежала глазами по заголовкам. Спам. Спам. Спам.
Черт!
Вот оно!
