Остаток вечера они провели в разговорах о живописи. Пьер комментировал работы Вюйара, искал сходство, проводил параллели, предавался бесконечным рассуждениям. Он то и дело вскакивал, снимал с полки книги, предъявляя им доказательства собственной проницательности, и в какой-то момент Камилле пришлось переместиться на самый край дивана, чтобы уступить место Морису (Дени)
[29]
, Пьеру (Боннару)
[30]
, Феликсу (Валлотону)
[31]
и Анри (де Тулуз-Лотреку)
[32]
.
Как торговец Пьер был невыносим, а как просвещенный любитель искусства - выше всяких похвал.
Ну конечно, он говорил глупости - а кто этого не делает, рассуждая об искусстве?! - но говорил он их вдохновенно. Матильда зевала, Камилла допивала шампанское.
Когда его лицо почти исчезло в клубах дыма от сигары, он предложил отвезти ее домой на машине. Она отказалась - слишком много съела, не помешает пройтись.
Квартира была пуста и неожиданно показалась ей слишком большой, она закрылась у себя и провела остаток ночи, уткнувшись носом в свой подарок.
Она позволила себе несколько часов утреннего сна и присоединилась к коллеге раньше обычного: в канун Рождества кабинеты опустели около пяти. Они работали быстро, в тишине и молчании.
Самия ушла первой, а Камилла поболтала несколько минут с охранником:
- Это они заставили тебя надеть колпак и бороду?
- Да нет, сам проявил инициативу, для создания праздничной атмосферы!
- Ну и как, оценили?
- Да о чем ты говоришь… Всем плевать… Зато мой пес впечатлился. Не узнал меня, дурак такой, и зарычал… Клянусь, тупее собаки у меня в жизни не было…
- Как его зовут?
- Матрица.
- Это сука?
- Да нет… А почему ты решила?
- Так, нипочему… Ладно, пока… Счастливого Рождества, Матрица, - сказала она, обращаясь к лежавшему у ног охранника крупному доберману.
- Не надейся, что он ответит, эта псина ни черта не соображает, точно тебе говорю…
- Да я и не рассчитывала, - засмеялась Камилла. Этот парень - Лаурель и Харди
[33]
в одном флаконе.
Было около десяти. По улицам бегали рысцой элегантно одетые люди, нагруженные пакетами с подарками. У дам уже болели ноги от лакированных шпилек, дети носились между тумбами, мужчины листали записные книжки, стоя в телефонных будках.
Праздничная суета забавляла Камиллу. Она никуда не торопилась и отстояла очередь в дорогом магазине, чтобы обеспечить себе хороший ужин. Вернее, хорошую бутылку вина. С выбором еды у нее, как всегда, возникли проблемы… В конце концов она попросила продавца отрезать ей кусок козьего сыра и положить в пакет два ореховых хлебца. Какая разница, это всего лишь дополнение к вину…
Она открыла бутылку и поставила у батареи - пусть шамбрируется! Налила себе ванну и целый час отмокала в обжигающе-горячей воде. Надела пижаму, толстые носки и любимый свитер. Из дорогущего кашемира… Остатки былой роскоши… Распаковала систему Франка, установила ее в гостиной, приготовила поднос с угощением, погасила весь свет и устроилась под одеялом на стареньком диванчике.
Она сверилась с оглавлением: Nisi Dominus оказалась на втором диске. Вечерня Вознесения - не совсем та месса, которая подходит для Рождества, к тому же псалмы придется слушать не по порядку…
Но какая, в конце концов, разница?
Какая разница?
Камилла нажала кнопку на пульте, закрыла глаза и оказалась в раю…
Она одна в этой гигантской квартире, с бокалом нектара в руке, а вокруг - ангельское пение.
Даже хрусталики люстры позвякивали от счастья.
Cum dederit dilactis suis somnum
Esse, haereditas Domin filii: merses fructus ventris.
Это был номер 5-й, и она прослушала его раз четырнадцать, не меньше.
И на четырнадцатый раз ее грудная клетка наконец взорвалась и рассыпалась на тысячу осколков.
Однажды, когда они с отцом сидели вдвоем в машине и она спросила, почему он всегда слушает одну и ту же музыку, отец ответил: «Человеческий голос - самый прекрасный из всех инструментов, самый волнующий… Даже величайший виртуоз мира никогда не сумеет передать и четверти эмоций, которые способен выразить красивый голос… Голос - частица божественного в человеке… Это начинаешь понимать с возрастом… Я, во всяком случае, осознал это далеко не сразу, но… Может, хочешь послушать что-нибудь другое?»
Она успела ополовинить бутылку и поставила второй диск, когда кто-то зажег свет.
Все получилось просто ужасно, она прикрыла глаза руками, музыка внезапно показалась ей совершенно неуместной, голоса - почти гнусавыми. За две секунды мир провалился в чистилище.
- А, ты здесь?
- …
- Не дома?
- Наверху?
- Нет, у родителей…
- Сам видишь…
- Работала сегодня?
- Да.
- Ну извини, извини… Я думал, никого нет.
- Да ничего…
- Что слушаешь? «Casta fiore»?
- Нет, это месса…
- Ты что, верующая?
Она непременно должна познакомить его с тем охранником… Эти двое поладят… Даже лучше, чем старички из «Маппет-шоу»…
- Вообще-то, нет… Слушай, погаси свет, если нетрудно.
Он ушел, но очарование было нарушено. Она протрезвела, а диван утратил форму облака. Она попыталась сконцентрироваться, взглянула на оглавление. Так, на чем мы остановились?
Deus in adiutorium meum intende
Помоги мне, Господи!
Точнее не скажешь.
Этот олух явно искал что-то на кухне, ругаясь и срывая раздражение на дверцах шкафчиков.
- Эй, ты не видела два желтых судка Tupperware
[34]
? О боже…
