Филибер снова намочил варежку, отдернул простыню и на мгновение застыл.
Лишившийся дара речи, напутанный и очень гордый собой.
Да, гордый собой.
21
Камиллу разбудила музыка U2. Она решила, что все еще у Кесслеров, и снова попыталась заснуть. Мысли путались. Нет, нет, ерунда какая-то… Ни Пьер, ни Матильда, ни их горничная не могли вот так, на полную катушку, врубить Боно. Что-то здесь не сходится… Она медленно открыла глаза, застонав от страшной головной боли, и несколько минут привыкала к полумраку, пытаясь хоть что-нибудь опознать в комнате.
Да где же она, наконец? Что с ней случилось?…
Она повернула голову. Все ее тело протестовало и упиралось. Мышцы, суставы и тощая плоть не желали совершать никаких движений. Она сжала зубы и слегка приподнялась. Ее била дрожь, она снова покрылась липким потом.
Кровь стучала в висках. Мгновение она сидела не двигаясь, с закрытыми глазами, дожидаясь, когда утихнет боль.
Она вновь осторожно приоткрыла глаза и обнаружила, что лежит в очень странной кровати. Дневной свет едва просачивался через щелочки во внутренних ставнях, скрытых тяжелыми бархатными гардинами, наполовину соскочившими с карниза и уныло свисавшими по обе стороны окна. У противоположной стены красовался мраморный камин, увенчанный древним зеркалом. Стены спальни были затянуты тканью с цветочным рисунком, но тонов Камилла различить не могла. Повсюду висели картины. Одетые в черное мужчины и женщины на портретах, казалось, не меньше Камиллы были удивлены ее присутствием в этой комнате. Она повернула голову к ночному столику и заметила красивейший резной графин, а рядом - стеклянный стаканчик из-под горчицы «Скубиду». Она умирала от жажды, но не решилась налить себе воды из антикварной посудины - кто знает, в каком веке ее наливали?
Да где же она, черт побери, и кто притащил ее в этот музей?
К подсвечнику был прислонен сложенный вдвое листок: Я не решился побеспокоить вас сегодня утром и отправился на работу. Вернусь к семи. Ваша одежда на кресле. В холодильнике утка, в изножье кровати - бутылка минеральной воды. Филибер.
Филибер? Что она забыла в постели этого парня?
Караул.
Она собралась, пытаясь восстановить в памяти невероятную картину вчерашнего ночного загула, но вспомнила только бульвар Брюн, автобусную остановку и какого-то типа в темном пальто, которого умоляла вызвать ей такси… Неужели это был Филибер? Нет, но… Да нет, конечно, не он, она бы вспомнила…
Кто-то выключил музыку. Она услышала шаги, ругательства, хлопнула одна дверь, потом другая, и все стихло. Наступила тишина.
Ей до смерти хотелось писать, но она выждала еще несколько минут, прислушиваясь к малейшему шуму и ужасаясь самой мысли о том, что придется сдвинуть с места свои несчастные кости.
Она откинула простыни и приподняла одеяло, показавшееся ей тяжелее дохлого осла.
Ее пальцы поджались от соприкосновения с полом. На краю ковра стояли кожаные шлепанцы. Она встала, поняла, что на ней куртка от мужской пижамы, сунула ноги в тапочки и накинула на плечи свою джинсовую куртку.
Осторожно повернула ручку двери, оказалась в огромном, метров пятнадцать в длину, и очень темном коридоре и отправилась на поиски туалета…
Нет, это шкаф, здесь - детская с двумя кроватками и старой-престарой лошадкой-качалкой. А тут… Она не знала… Возможно, кабинет? На столе перед окном было так много книг, что они загораживали свет. На стене висели сабля, белый шелковый шарф и вдетый в латунное кольцо конский хвост. Настоящий лошадиный хвост. Странноватая реликвия…
Ура! Вот он, сортир…
Щеколда и ручка слива были из дерева, а толчок, учитывая его возраст, наверняка повидал не одно поколение задниц в кринолинах… На секунду у Камиллы зародились сомнения, но оказалось, что все функционирует идеально. Когда она спустила воду, раздался ошеломляющий шум. Прямо грохот Ниагарского водопада…
У Камиллы кружилась голова, но она продолжила путешествие в поисках аспирина и вошла в комнату, где царил неописуемый бардак. Повсюду была разбросана одежда, вперемешку с газетами, журналами, пустыми бутылками и ворохом бумаг: квитанции, чеки, инструкции от бытовых приборов и грозные уведомления из Казначейства. На прелестной кровати эпохи Людовика XVI валялось безобразное пестрое одеяло, а на маркетри ночного столика - курительные принадлежности. Здесь пахло хищником…
Кухня в самом конце коридора оказалась холодной, серой и унылой, черные плитки бордюра оттеняли выцветший кафель стен. Рабочие поверхности столов были из мрамора, шкафчики пустовали. Ничто - разве что древний холодильник - не наводило на мысль о том, что дом обитаем… Она нашла упаковку лекарства и опустилась на пластиковый стул. Высота потолка завораживала. Внимание Камиллы привлек белый цвет стен. Краска, должно быть, старинная, на базе свинцовых белил, годы придали ей нежную патину, этот цвет не назовешь «грязно-белым» или «цветом яичной скорлупы», скорее, «белый молочной рисовой каши» или «сладкого молочного пудинга»… Камилла мысленно смешала несколько красок и пообещала себе вернуться сюда с двумя-тремя тюбиками и проверить. На обратном пути она заблудилась и испугалась, что никогда не отыщет свою комнату. Найдя наконец нужную дверь, она скользнула внутрь, рухнула на кровать, подумала было позвонить на работу, но мгновенно провалилась в сон.
22
- Ну как дела?
- Это вы, Филибер?
- Да.
- Я что, в вашей постели?
- В моей постели?… Но, но… Конечно, нет, что вы… Я бы никогда…
- Так где же я?
- В квартире моей тети Эдме, тетушки Ме - для близких… Как вы себя чувствуете, дорогая?
- Без сил. Так, словно побывала под асфальтоукладчиком…
- Я вызвал врача…
- Ох, ну зачем?!
- То есть как это зачем?
- Ну… Вообще-то… Вы правильно поступили… Мне в любом случае понадобится освобождение от работы…
- Я поставил подогреваться суп…
- Не хочу есть…
- Придется себя заставить. Вам понадобятся силы, иначе организм не сможет изгнать вирус… Чему вы улыбаетесь?
- У вас прямо Столетняя война получается…
- Надеюсь, вы свою битву выиграете скорее! Ага, звонят… Должно быть, врач…
- Филибер…
- Да?
- У меня при себе ничего нет… Ни чековой книжки, ни денег, совсем ничего…
- Не беспокойтесь. С этим мы разберемся позднее… После заключения мира…
23
- Ну что?
- Она спит.
