Такой расклад.
Вот, значит, как.
Находит он себе таких дур и доит их. Причем дуры уверены в его честности, прямоте и прочее.
Конечно, у него обаяние редкостное. Он подлинный мастер детали и тонкий психолог. Все хорошо. Все понятно.
Но что же делать Натке? Как жить? Чем жить?
Она понимала про себя все. И то, что ни за что не скажет Владу насчет его лжи. И то, что теперь не сможет подкидывать ему деньги. Папа же все знает. По крайней мере, в прежних количествах – точно не получится.
А Влад, как назло, стал особенно нежен и внимателен. Они опять, второй раз за эти два года, съездили за город, на другую дачу. Опять сердце Наты переполнилось любовью и нежностью. И, прощаясь, она решилась заговорить с возлюбленным о ее собственном будущем.
Она сказала о любви. О том, что долго так больше не выдержит. Спросила, есть ли у нее шансы на то, что они когда-нибудь смогут быть вместе.
– У тебя есть отец? – спросил Влад.
– Есть, – подтвердила Натка.
– Тебе бы хотелось, чтобы отец твой развелся с матерью?
– Нет!
– Ну вот! А о чем же тогда ты спрашиваешь? Ты же сама понимаешь, что это невозможно. Отца им никто не заменит. А мужчину ты себе найдешь. И гораздо лучше меня.
– Я тебя люблю, – взмолилась Натка.
– Дальше тишина, – произнес Влад.
– Но почему? Почему я хотя бы сказать не могу?
Она разрыдалась при нем, чего себе никогда не позволяла.
Его не трогали ее слезы. Ната это чувствовала. Влад не был злой. Он просто ее не любил. И потому все казалось ему ненастоящим.
– Хочешь со мной общаться, ни слова о любви. Договорились?
Она кивнула и убежала. И снова дома отчаивалась, захлебывалась слезами…
Итак, денег она стала давать Владу значительно меньше. Бывало, пять тысяч, бывало даже всего-то две. Он заезжал, брал.
Он никогда больше не был нежен. И даже просто приветлив. Он обращался к ней с отвратительной язвительной иронией, никогда не называя по имени. Теперь она звалась только по отчеству: Ляксевна. Даже не Алексеевна, а именно так: Ляксевна.
– Ну что, Ляксевна, порадуешь чем-нибудь? Или «крикну, а вокруг тишина»?
За счастье увидеть его она была готова терпеть и это.
Так прошел еще год. Отец купил прекрасный дом в Альпах. Мама решила провести там лето. Попросила Натку приехать, помочь освоиться. Предлагала брать с собой любых друзей, места хватит всем. Натка позвала Влада. Она хотела провести с ним хотя бы три дня. Чтобы все было красиво, нежно, удивительно. В последний раз. Она не собиралась жить после того, как они расстанутся. Она просто надеялась хоть несколько дней (последних) своей жизни провести в покое, любви и красоте.
Естественно, Влада она в свои планы относительно добровольного ухода из жизни не посвящала. Он вообще не стал бы с ней разговаривать после этого.
Напротив. Натка позвонила, он, к ее величайшему удивлению, к телефону подошел и вполне нормально, конструктивно поговорил с ней. Она сообщила, что улетает в Швейцарию на все лето. Там у нее есть некоторые средства, предназначенные для него. Хорошо бы он прилетел и забрал. Билет она оплатит. Речь идет о тридцати тысячах долларов.
– А как же я их провезу-то? – деловито спросил Влад.
– Задекларируешь… Я не знаю. Это не мое дело. Я тебе их дам, а дальше – думай сам.
– Ладно, спасибо.
Натка взяла у него паспортные данные, чтобы оформить электронный билет.
Никаких тридцати тысяч у нее не имелось. Плевать ей на его чувства, когда все обнаружится. Она хотела несколько дней быть счастливой.
И только.
Она отчетливо понимала, насколько никчемна ее жизнь. Университет забросила. Характера никакого. Делать ничего не может. И даже любви недостойна. Других вон как любят. Влад над своей женой трясется, деньги ей любой ценой добывает. А Нату, получается, и любить не за что. Родителям, хоть их и жаль, в общем-то, все равно, что с ней и как она страдает. А ей больно невыносимо. Нестерпимо. И другого выхода нет.
Пистолет она купила еще год назад. В Женеве. У одного албанца. Странные люди швейцарцы. Напустили к себе из жалости не пойми кого. Думали облагодетельствовать, а сами себе создали проблемы. И наркотики, и оружие – все легко покупалось в этой доброй и спокойной стране. Им бы поосторожнее быть с чужаками…
Впрочем, ее теперь это не касалось.
Она ждала своего последнего счастья. И только.
Для начала Натка сняла для них с Владом номер в прекрасном отеле у озера. Погуляют, переночуют, потом отправятся в горы.
Она встречала возлюбленного в аэропорту.
Он не прилетел.
К телефону не подошел.
Она отправила эсэмэс: «Что случилось?»
Он, как ни странно, ответил: «Возникли обстоятельства. Перезвоню вечером, в 22 по европейскому времени».
Верить? Не верить?
Хотя – зачем бы ему писать? Да еще с такой точностью указывать время?
Ха! А зачем он устраивал все остальное? Почему не прилетел? Почему заранее не предупредил?
Может, нашел очередную дуру, окучивает ее, а потом и сюда заглянет?
Вполне возможно.
Только Натка решила больше не ждать. За час до обещанного звонка она вышла на мост, взяв с собой пистолет.
Она дождется звонка, попрощается с Владом и выстрелит.
И все. Умрет со звуками его голоса.
Хватит. С нее достаточно.
Часть IV
…Весь воздух выпили тяжелые портьеры,
На театральной площади темно.
Звонок – и закружились сферы:
Самоубийство решено.
Куда бежать от жизни гулкой,
От этой каменной уйти?
Молчи, проклятая шкатулка!
На дне морском цветет: прости!
И только голос, голос-птица
Летит на пиршественный сон.
Ты – избавленье и зарница
Самоубийства – телефон!
[34]Лебединое озеро
Да, чтобы забыться, Рыся хорошенько помоталась по магазинам на торговой улице Люцерна.
Забыться не получалось. Даже устать – и то не выходило.
Энергия горя не давала ей успокоиться. Она все думала: за что ей такое? Почему именно ей? Что она не так делала? Какие такие за ней числятся грехи, чтоб быть так наказанной?
И потом внезапно ей показалось, что она догадалась, в чем тут дело. Она наказана как раз за то, что нет на ней грехов.
