Ляле стало больно и жутко. Ее ведь тоже так могут назвать в родном городе. У нас нравы простецкие, с чувствами никто и не думает считаться.
Размышления ее превратились в стихи:
Есть вещи, которые женщина не прощает.
Например, когда бабушкой в очереди называют.
Или, вспоминая эпизоды Второй мировой войны,
настаивают: «Вы это помнить должны!»
Или когда продавщица надушенная
с желтой серьгою в ухе
шипит у двери примерочной:
«Зачем это ей, старухе!»
…А сердце ненужным раскрашенным фантиком
Жалко трепещет,
Душа любопытная маленькой девочки
Ладошками плещет
По глади воды бесконечной времени океана…
Кто верит в души хронологию,
Становится жертвой обмана.
О своих страданиях поведала Ляля и дочери Рысе. Ей, наверное, хотелось родственного участия, сочувствия. Но услышала она в ответ на свои жалобы совсем другое.
Рыся решительно произнесла:
– Все! Мне это слушать невыносимо. Вы всё преодолели. Вы вместе. Вам хорошо. Но если тебе не дает покоя чужая зависть и глупость, выход есть! И очень простой! Ты возвращаешься в Москву. Подаешь на развод. Разводишься. И широковещательно заявляешь, что признаешь свои ошибки и во искупление их собираешься остаток дней провести в гордом одиночестве, лишь бы окружающее племя дикарей было довольно. Тебя простят, все уляжется. Заживешь – лучше всех. Годится?
– Нет. Я Деню не брошу. Он самый хороший человек, которого я знала. Я его люблю, – решительно отвечала мама.
– Так что ты душу рвешь самому хорошему человеку? Он тебе что сделал? Мне кажется, Денька заслужил за свою жизнь долю радости. Об этом надо думать, а не о том, что – да, нас часто окружают сволочи всех мастей и пород, готовые с удовольствием сказать гадость.
– Как же ты права, Рысенька! Какая ты мудрая! Я ведь сама обязана была до этого додуматься, – восхитилась Ляля дочерью.
После этого разговора тема разницы в возрасте на повестке дня больше не стояла.
Ляля открыто наслаждалась своим счастьем, бесстрашно веселилась, словно сбросив с плеч тяжелейший груз.
Через год у Давыдовых родилась девочка. Рожала Ляля в Швейцарии. Таким образом ребенку гарантировалось гражданство. Имя ей дали красивое: Паола. Паола Давидоф. Вполне по-европейски.
Часть II
…Вот ночь наступает, природу с небес
светом кротким луна озарила,
Но и в мраке сияет звезда любви,
О! если б навеки так было!
О! если б навеки так было!
Если хочешь ты, чтоб душа моя
Всю любовь в твои очи излила,
Скорей приходи же, темно в ночи,
О! если б навеки так было!
О! если б навеки так было!
[29]«О, если б навеки так было!..»
Рыся родила только через три года после замужества. Она поначалу детей совсем не хотела. Слишком устала в детстве от младенцев и забот, связанных с ними. У нее тогда образовалось все, что нужно человеку для счастья: любимый муж, он же – самый главный друг ее жизни, которому она могла сказать все-все, любимая работа, которая постоянно радовала своими результатами. Рыся чувствовала себя спокойной за мать и сестер с братьями. Что еще человеку надо?
Нельзя сказать, что она как-то особо тщательно предохранялась от беременности. Наверное, сама природа решила подарить ей пару лет относительно беззаботной жизни. Работа, путешествия, любовь… И самое главное – чувство полной свободы выбора, когда ни с чем не надо считаться, кроме своего желания. Удивительное ощущение для Рыси, вся предыдущая жизнь которой состояла из одних обязанностей и трудов.
Однако к концу второго года счастливой совместной жизни Рыся почему-то начала даже слегка беспокоиться: а вдруг с ней что-то не так? Вдруг она не сможет забеременеть?
Беспокойство нарастало. Зряшное никчемное беспокойство, одно из тех, которыми люди так любят травить сами себя, вместо того чтобы просто радоваться каждому дню существования – именно такому, каким он подарен.
Она стеснялась говорить о своих тревогах мужу, хотя обычно выкладывала все-все: и про своих пациенток, и про маму с Денисом, и про братиков, и про сестричек.
Единственной, с кем она поделилась переживаниями, была Птича, которая тоже уже вышла замуж и тоже не имела пока детей.
Сестра почему-то удивилась этому виду Рысиного страха. Оказалось, она детей иметь не хочет ни под каким видом. Сначала хотела, а теперь – нет, ни за что.
– А муж? Он тоже не хочет? – поинтересовалась Рыся.
– Он требует. И именно потому для меня это будет ловушкой, – туманно ответила Птича.
Надо было бы ее порасспросить поподробнее, что это за ловушку такую она себе придумала. Как это – ребенок может стать ловушкой? Но Рыся была поглощена своими страхами:
– А вдруг мы с тобой не сможем забеременеть вообще? Ты об этом не думала? Может быть, с нами что-то не то?
– Со мной все то, – вздохнула сестричка. – Я была у врача. Мой заставил. Со мной пошел. Врач говорит: все в порядке. Вопрос времени.
Почему-то результат обследования сестры придал Рысе уверенности. Она успокоилась. И действительно, через пару месяцев убедилась, что с ней все в полном порядке.
Началось время счастливого ожидания.
Сын Юрочка родился легко, осчастливив своим появлением всю многочисленную родню. Родственники наперебой предлагали свои услуги. Всем хотелось понянчить ясноглазого младенца.
Рыся с появлением сыночка испытала всю полноту любви, о которой, как ей прежде казалось, она знала все.
Десять лет с момента рождения сына прошли в том счастливом покое, о котором она даже мечтать не смела в ее собственном детстве и юности.
Но вот что странно. Отмечая тринадцатую годовщину свадьбы, пошли они вдвоем с Петром в ресторан. У них так было заведено: вдвоем праздновать эти даты. Они не то чтобы подводили итоги, но говорили о своей любви, о том, какое счастье им подарено… И в эту годовщину Рыся дала мужу послушать свое любимое: Шаляпин пел «Клубится волною…»:
…О, как радостно сердцу!
Душе моей светло…
О, если б навеки так было…
О! если б навеки так было…
[30]Глаза мужа заблестели слезами.
– Ни о чем другом и не мечтаю, Ры! Только чтоб «навеки так было», – проговорил он растроганно.
