И он бы сам признался, что сдал давыдовскую контрольную со своей подписью. Нашел бы в себе силы. А не вопил бы во всю мочь, гад, что Давыдов на него напал из зависти!
Вот что самое-то невыносимое! Как тут сдержишься!
В общем, Рыся увела Деньку из школы домой, хотя у них еще два урока оставалось: английский и физра. Велела Птиче сказать, что им плохо стало.
И они пошли.
– Я его убью, – сказал несколько раз Давыдов по дороге домой.
Больше он ничего не говорил.
Мухина тоже молчала.
Чего тут скажешь? Успокоиться надо и жить дальше. Без всяких убийств и кровопролитий.
Время было еще даже не обеденное. Позднее утро, так бы сказали те, кто причисляет себя к «совам». Но «жаворонки», к которым относилась и мама, и Рыся, уже много чего успевали к полудню.
Уже на лестнице чувствовался запах ванили и корицы. Значит, мама сделала яблочный пирог в ответ на их вчерашний.
Запах корицы всегда творит чудеса. Настраивает на мирный довольный лад.
– Кто там пришел? – крикнула мама, выглядывая из кухни в их уютный холл. – Рыся, Деня, вы что так рано? Идите скорее обедать, пока горячее. Котлеты сделала. Пирог только из духовки вынула.
Мама, по давней традиции ее родительской семьи, никогда не расспрашивала людей, только вернувшихся со схватки с большим миром. «Голодный человек хуже зверя» – так учила маму ее мама, а ту, в свою очередь, научили этому женщины ее рода. Поэтому голодного ни в коем случае нельзя теребить. Надо прежде всего дать ему спокойно отдышаться. Накормить вкусно. Пусть постепенно отойдет. Потом все без лишних просьб расскажет сам.
Мамины котлеты – это само по себе лучшее успокоительное. А уж огромный пирог (на всю семью) одним своим видом вызывал душевный подъем.
Поели втроем. В редкой домашней тишине и удивительном покое.
– Спасибо, мамочка, – вздохнула Рыся. – Было так вкусно!
– Спасибо, Ляля, – солидно поддержал Денис.
У них не принято было называть маму по отчеству или, что еще страшнее, «тетя Ляля». «Везде, кроме как у нас, обращаются к старшим по имени, уважения от этого меньше не становится, зачем человека раньше времени старичком-старушкой делать?» – так объясняла мама свое желание называться просто Лялей.
– Ну, говорите теперь, – сказала она, улыбнувшись. – Что у вас там стряслось?
Тут Давыдов вспомнил свою боль и сыто вздохнул:
– Я его убью.
– Отлично. Значит, я сейчас принимаю у себя убийцу. Жуть. Давайте детектив вместе напишем. «Убийство после яблочного пирога». Как название? А? – загорелась мама.
– Мам, у нас правда стряслось. Без шуток. Степкин попросил у Деньки списать контрошку по алгебре. Денька отдал свой листок ему, а подписать забыл. Ну, Степкин на своем листке написал «Давыдов», а на Денькином – «Степкин». Он даже списать поленился, представляешь, гад какой! А сегодня объявили результаты. У Деньки двойка. И в четверти трояк! Впервые за всю жизнь! Как она не поняла?! Поставила двойку и еще ругать его стала при всех. А Степкина – хвалить!
– Убью его, – начал снова вскипать Денька.
– Гад, – согласилась мама. – Гад настоящий. Но пусть живет. Что толку убивать? Не говоря уж о том, что даже мысль о том, чтоб человека жизни лишить, – смертный грех. Убьешь – и все. Тебе – в тюрьму терпеть страдания. А ему-то – одно удовольствие. Никаких проблем. Лучше пусть живет и мучается в школе. Ему ж теперь никто в жизни списать не даст. Только ты сумей завтра спокойно все объяснить. Без криков, слез, соплей.
– Соплей не было, – насупился Денька.
– Мам, какие сопли? – вступилась Рыся за названого брата.
– И это уже хорошо, – согласилась мама. – В школу я завтра, конечно, пойду. За родителей. Можно?
Денька кивнул.
– Но еще до моего разговора с учительницей ты, как мужчина, все должен сделать сам. Давай сейчас разбираться. Разложим по полочкам. И вот смотри: я сейчас тебе раскрою один секрет. Про сильные и слабые стороны мужского характера. Будешь это знать, поработаешь над собой – станешь сильнее всех. Без всяких драк и убийств.
И Денька, и Рыся возжаждали немедленно узнать секрет.
– Вам повезло, я сейчас книгу перевожу на эту тему. И, по моим наблюдениям, все в этой книге верно. Вот мы учим мальчишек – плакать нельзя, не по-мужски это. Стыдно мужчине плакать. А при этом, оказывается, мужчины гораздо чувствительней женщин. Их легче задеть, сломать. Они потому и в драку бросаются, чтоб дать выход чувствам и при этом не плакать. И вот как бы так устроить, зная про себя такое, чтоб и не драться, и собой владеть? Во-первых, научиться на горячую голову ничего не делать. Представить, что ты за прозрачной, но пуленепробиваемой стеной и не сможешь подбежать к обидчику. Можешь просто стоять и смотреть. Или же что-то сказать. Но стену прозрачную нельзя даже пытаться преодолеть.
– А почему? – спросил Денька.
– Потому что ударить человека, даже если он тебе кажется очень плохим, грех. Человек же создан по образу и подобию Бога. Ударяя человека или унижая его, ты действуешь и против Бога тоже. Это понятно?
– Да, – с трудом согласился Денька.
– Я понимаю, что Степкин тебе подобием Бога не кажется, – улыбнулась мама Ляля. – Но ведь дело не в том, кто нам нравится, а кто нет. Просто есть законы, и их надо соблюдать. И все. И давай подумаем: кто в вашей ситуации первым нарушил закон?
– Он! – убежденно кивнул Денька. – Степкин, гад! Сам попросил списать, а сам…
– Стоп-стоп… А что – списывание чужой контрольной, тут как? Все правильно? Тут никаких нарушений?
– Так всегда ж просят. Иначе не по-дружески.
– Нет, давай сейчас про честно-нечестно подумаем. Смотри: если я вместо настоящих денег нарисую очень-очень похожие картинки и пойду с ними в магазин. Что будет?
– Если заметят, посадят, – усмехнулся Денька. – Это ясно. Это фальшивомонетничество. Карается по закону. На деньгах же написано про это.
– То есть тут ты согласен? Подделка – это преступление, да?
– Да.
– А если друг придет и скажет, что ужасно ему деньги нужны. А ты при этом умеешь рисовать, как самый гениальный художник. Нарисуешь ему денежку?
– Нет, – фыркнул Денька. – Я что, идиот?
– Рада это слышать, – улыбнулась мама. – Конечно, ты не идиот. Только тогда объясни мне, пожалуйста, чем отличается фальшивка с деньгами от фальшивки с контрольной? Разве это не тот же подлог? Тебя попросили совершить подлог, и ты спокойно и с готовностью согласился. Да? Тогда скажи – есть твоя вина во всем этом?
– Есть! – с досадой выкрикнул Денька. – Но ведь если не дашь, скажут, что я жлоб.
– И если фальшивую деньгу не нарисуешь, тоже скажут, что ты жлоб. Будешь рисовать?
