При списочной численности когорт Национальной гвардии в 1080 человек в них редко набиралось и 850. Многие призывники увиливали от службы, уходя в горы или прячась в укромных местах.
Это «частности». В целом же картина была впечатляющей. Наполеон проделал титаническую работу, и создал новую армию за четыре месяца. Он перешел в контрнаступление и намерен был разгромить войска коалиции, в которую входили Россия, Пруссия, Швеция и Англия
[307].
Камердинер Констан рисует картину немецкого городка, где временно располагалась императорская штаб-квартира. Главная площадь была окружена палаточными лагерями, биваками и артиллерийскими депо. На самой площади — полки, обозы, фургоны, за которыми следовали стада крупного рогатого скота вперемешку с тележками маркитантов
[308]. Здесь же были видны местные крестьяне и мародеры со своими трофеями. Куда-то мчались курьеры и адъютанты. Все это сопровождалось звуками труб и дудок, боем барабанов, криками солдат, ржанием лошадей, мычанием, ревом скота и грохотом колес. Французы, немцы и итальянцы пытались между собой общаться. Среди этого видимого хаоса Наполеон оставался невозмутимым и готовился вернуть Империи утраченные завоевания.
В победном бою под Вайсенфельсом пал маршал Бессьер
[309]. Марбо отметил, что «император жалел о нем больше, чем армия, которая никогда не забывала, что именно по совету этого маршала Наполеон не завершил Московское сражение победой, так как не хотел ввести в бой свою гвардию…».
«Муж ваш пал на поле чести, — написал Наполеон герцогине Истрийской, вдове маршала. — Потеря ваша и детей ваших велика; но моя еще больше. Герцог Истрийский умер славной смертью, без страданий. Он оставляет после себя безукоризненную славу; лучшего наследства он не мог завещать детям своим».
Днем 2 мая Наполеон прибыл на поле сражения при Лютцене и увидел нерешительных новобранцев. Он взял дело в свои руки, нашел нужные слова и вселил веру в души молодых солдат. Вождь стыдил, воодушевлял и показывал пример. «Он был в постоянной опасности, ведя поддавшихся страху солдат… в новую атаку», — вспоминает Мармон.
«Да здравствует император!» — кричали бойцы. «Наверное, не было ни одного раненого, проходившего мимо Бонапарта, который не отсалютовал бы ему обычным “Виват!”, — писал один мемуарист. — Даже люди с оторванными конечностями, которые через несколько часов станут добычей смерти, отдавали ему это приветствие».
Наконец император бросил в огонь своих «ворчунов». Победа была полной, но Наполеону не хватило кавалерии, чтобы добить беспорядочно отступавших русских и пруссаков.
22 мая, после победы при Баутцене, был смертельно ранен Дюрок. Император долго оставался безутешным. «Он механически отдавал какие-то приказы, затем вернулся в расположение армейского лагеря, сел на скамью перед своей палаткой, низко опустив голову и сжав колени. В таком положении он оставался почти час, не сказав ни одного слова», — вспоминает камердинер Констан.
Наполеон оплакивал смерть друга — по Стендалю, «лучшего из людей», а солдаты жалели своего вождя: «Бедняга!»
24 мая в четыре часа утра на обоз Генерального штаба напали казаки. Это случилось неподалеку от Герлица, а в одном из передних экипажей сидел «снабженец» Анри Бейль.
Казаков было немного — двадцать или тридцать человек. Однако внезапное нападение в столь ранний час вызвало панику. Казаки ранили одного из секретарей графа Дарю и захватили несколько экипажей. Французы пришли в себя и отбросили врага. Казаки ускакали.
В момент общего замешательства Бейль, как он позднее объяснил, «сделал сотню шагов» по тропинке. Он вернулся, когда опасность миновала.
Бейль вынужден был сообщить о происшествии самому императору — и это был единственный случай, когда он лично говорил с Наполеоном.
Французы одерживали победы, но враги всякий раз вновь собирались с силами и получали подкрепления. Потери армии Наполеона оказались значительнее, чем у побежденных. Число больных достигло 90 тысяч, все больше было отставших. Юноши и пожилые солдаты падали в изнеможении на дороге и не могли идти дальше.
Множество солдат выбывало из строя в результате плохого, нерегулярного питания и кишечных отравлений. Обувь изнашивалась. Все ждали развязки, которая никак не наступала.
В июле 1813 года редакторы французских газет справились в министерстве полиции о том, можно ли говорить о будущем мире, о конгрессе, о котором уже писали немецкие газеты и который, как предполагали соседи за Рейном, должен был привести к свиданию Наполеона с другими европейскими монархами и к общему замирению. Резолюция министра полиции была такой: «Предупредить редакторов газет, чтобы они молчали об этом, написать им об этом официально».
Наполеон встретился с супругой в Майнце. Свидание длилось несколько дней. Коленкур говорит, что император вел себя как влюбленный юноша. А месяцем раньше Наполеон смотрел спектакль на дрезденской придворной сцене с мадемуазель Жорж в роли расиновской Федры.
Во время летнего перемирия генералы и офицеры враждовавших сторон ходили друг к другу в гости. Они устраивали застолья, обсуждали войну и политику.
12 августа к коалиции присоединились австрийцы, объявившие войну Франции. Казалось, это дает союзникам решающий численный перевес, — но они потерпели еще одно поражение. С 22 по 26 августа французские новобранцы, победители при Лютцене и Баутцене, прошагали 120 миль и прибыли в Дрезден.
Здесь разыгралось сражение, в котором Наполеон сотворил новое чудо. Но следом он заболел, а его подчиненные потерпели несколько чувствительных поражений.
Наполеона покинули баварцы и тирольцы. Французская армия несла большие потери на поле боя и от болезней. Оставшиеся в строю голодали. «Граф Дарю, армию не кормят, — возмущался Наполеон 23 сентября. — Смотреть на это по-другому значило бы предаваться иллюзиям».
В этих условиях он дает решающее сражение и вновь ведет его в наступательном стиле. В первый день грандиозной Лейпцигской баталии французы имели шанс на победу. Во время мощной кавалерийской атаки кирасиры Бордесуля
[310] оказались вблизи командного пункта царя. Наполеон считал дело решенным, поздравил стоявшего рядом саксонского короля
[311] с победой и приказал властям Лейпцига звонить во все колокола. Однако Мюрат и Думерк
[312] не смогли развить успех Бордесуля. Лейб-казаки и русские кирасиры отразили натиск.
