Здесь и рядом — кафе и рестораны, рынок животных и птиц. Можно купить собаку и экзотическую пташку. Играет музыка. На «нижнем этаже», в подземных гротах — полуобнаженные и обнаженные танцовщицы. Народ появляется здесь с утра, а вечером заполняет все освещенное тысячами огней, свечей и люстр пространство.
Что ели в ресторанах? Один из героев Мориса Монтегю
[239] — кадет императрицы — голодает во время польской кампании и рисует при этом чарующие картины парижского пиршества: консоме, форель под пикантным соусом, ростбиф по-английски, котлеты из дичи с шампиньонами, черепаховый суп, лангусты по-императорски, котлетка из молодого барашка с каштановым пюре, страсбургский паштет, фазаны с трюфелями, дюшес а л'онгруаз, а из вина — Го-Барзак и Кло-Сэн-Жорж (Наполеон, как известно, любил Шамбертен.)
Другой центр развлечений — знаменитый парк Тиволи с танцевальными залами и различными аттракционами. Французы попробуют воссоздать его даже в Каире
[240]: устроят игры, поставят деревянные лошадки, качели. Для офицеров и солдат будут выступать жонглеры, змеезаклинатели, певицы и танцовщицы.
«Какое прелестное гулянье! — напишет Федор Глинка. — Сад — волшебный чертог! Деревья, ограды, долины унизаны, уставлены, осыпаны фонарями и плошками. На одной половине сада не было неосвещенного места, между тем как другая столько освещалась отблеском первой, что можно только было видеть темноту ее. Где ни прислушаешься — музыка! Куда ни посмотришь — танцы! В одном углу видишь фокусников, в другом — ворожей, в третьем — колдунов-отгадчиков. Картина этого общественного гулянья пестра, блистательна и разнообразна. В одном месте открытый театр, осыпанный алмазными огнями. Высоко от земли перетянуты канаты, на которых пляшут, прыгают, сидят и ложатся удивительные искусством и ловкостию смельчаки. Вдруг зашумело что-то сзади; оглянулись — пожар искусственный! Там зажгли фейерверк. Какой великолепный, пышный, разноцветный пожар!.. Золотое, лиловое, розовое пламя широкими радугами расстилалось по воздуху; алмазам, яхонтам и изумрудам подобные искры с треском и блеском летели наверх! Другой фейерверк изображал сражение. Звук, стук, перекаты грома, точно как в сражении!.. Наконец все сгорело, угасло, померкло и смолкло: общая участь всех блистательных явлений в мире!.. К 12 часам сад опустел. Вот каким гуляньем можно наслаждаться здесь за 2 франка!»
Парижане любят гулять и в Булонском лесу. Буржуа и их жены разъезжают здесь в открытых экипажах, поглядывая друг на друга.
Завидуют ли они? Стендаль писал о том, что в Ломбардии, Милане, Венеции «люди почти не заботятся о том, что происходит с другими. Если они замечают существование соседей, то им и в голову не приходит ненавидеть их».
У его соотечественников иначе: «Вычеркните зависть из жизни французского провинциального города. Что останется? Отсутствие, невозможность жестокой зависти составляет несомненный элемент счастья, влекущего в Париж всех провинциалов».
Стендаль любил мистифицировать и в жизни, и в литературе. Порой бывает сложно понять, насколько он серьезен. Но последнюю его фразу можно истолковать в том смысле, что в Париже зависти меньше, чем в провинции. Здесь люди больше заняты собой, чем соседом.
Он любил Италию и итальянок. Что же касается француженок, то тут «уроженца Севера» поджидает разочарование: «Он видит француженок с их грациозными ужимками, таких любезных и соблазнительных в течение трех первых дней, но скучных на четвертый роковой день, когда мы вдруг замечаем, что вся их грация подготовлена заранее и разучена наизусть, что она вечно одна и та же каждый день и для всех».
Французы грабили Италию в 1796–1797 годах, когда ими предводительствовал Наполеон. Они опустошали церкви, дворцы, музеи и библиотеку Ватикана и в 1798 году, когда Бонапарта там не было.
Стендаль рассказывает о том, что много римских рукописей из библиотеки Ватикана во времена Наполеона «пропутешествовали в Париж и вернулись обратно, никем не прочитанные. Только один ученый, работавший для г-на де Шатобриана, просмотрел некоторые из них».
— Правда ли, что все французы воры? — писали на бумажках, приколотых к статуе Паскуино
[241].
— Tutti, no, ma buona parte! («He все, но большая часть») — якобы отвечал Паскуино
[242].
Монж вывез из Италии 500 ящиков с картинами и скульптурами. Он принимал участие в создании и уничтожении Римской республики, а также помогал вводить в Италии французскую систему департаментов, советов, выборов. Он пытался научить итальянцев петь «Марсельезу» и заинтересовать их Корнелем, Мольером и Расином.
Произведения, вывезенные из Италии, провезли на триумфальных колесницах по главным улицам Парижа. Кортеж возглавляла бронзовая квадрига, снятая с собора Святого Марка в Венеции и позднее установленная на Триумфальной арке на площади Карусель. Здесь же были 106 скульптур из римской коллекции князя Камилло Боргезе, которые впоследствии вернули на прежнее место.
Многие европейские церкви лишились своих сокровищ. Наполеон очень хотел снять фрески Рафаэля в Ватикане и фрески Корреджо в Комнате Аббатисы в Парме, но эта часть плана осталась невыполненной.
В 1803 году была создана комиссия, отбиравшая произведения искусства, в которую входили Монж, Бертолле, художник Гро и скульптор Муатт. Члены комиссии не всегда задумывались над тем, что перемещение, например, фресок отрицательно сказывается на их эстетическом и культурном значении.
В 1802 году Лувр стал называться Музеем Наполеона. Коллекцию живописи доверили Денону, а новый отдел Античности — итальянскому археологу Эннио Квирино Висконти.
С первого этажа Лувра удалили ателье художников, среди которых были Фрагонар, Давид, Орас Берне, Гюбер Робер. Архитекторы Шарль Персье и Пьер Фонтен получили задание соединить Лувр с садами Тюильри и удлинить северный павильон, что проходит вдоль улицы Риволи. Они же создавали внутреннее убранство дворцов.
В области градостроительства Наполеон задумал много, но сделал гораздо меньше. Теперь ансамбль центра города включал дворцовые комплексы Лувр, Тюильри и площадь Согласия. Новый проспект Елисейские Поля вел к западной окраине города, где скрещивалось несколько дорог. Монументы, прославляющие победы императорской армии, часто проектировали по примерам известных древнеримских памятников.
Главные архитектурные свершения Первой Империи: Вандомская колонна, воздвигнутая в честь Великой армии
[243], Триумфальная арка на площади Карусель
[244], улица Риволи
[245] с аркадами, названная по имени замечательной победы в Италии, церковь Мадлен
[246], превращенная в храм Воинской Славы, несколько набережных и мостов. Остальное осталось незавершенным, а то и просто на бумаге (например, строительство дворца для короля Рима — сына императора).
