Антон понуро уставился в пол.
— Тогда, наверное, вы знаете, что ей пришлось нелегко. Очень нелегко.
Джим кивнул, хотя о том, как тяжело было Еве, мог только догадываться. Впервые он услышал ее выступление по радио два года назад — обычно за работой он включал 4-й канал, и однажды утром из радиоприемника совершенно неожиданно раздался ее звонкий, выразительный голос. Она рассказывала о книге, в которой описала, как ухаживала за своим мужем Тедом Симпсоном, бывшим журналистом-международником. Из-за болезни Паркинсона и нескольких инсультов тот стал полным инвалидом.
Джим замер, не дыша, вспоминая слова Тоби на вечеринке по поводу собственного пятидесятилетия: «Тед Симпсон совсем нехорош». Он вспомнил мужчину, много лет назад обнимавшего Еву на дне рождения Антона: коренастого, основательного и привлекательного своей надежностью — это было очевидно даже Джиму. Ева в тот вечер надела кулон в виде сердца, несомненно подаренный Тедом.
Сейчас, доедая завтрак, Джим признается себе, что предвкушал встречу с Евой на дне рождения ее брата. Его пригласил не сам Антон — они с Джимом знакомы недостаточно хорошо, — а Тоби, чья жена Мари уехала на две недели во Францию вместе с их дочерью Делфин. Тоби же остался заканчивать работу над своим последним документальным фильмом.
— Пошли со мной, старина, — не терпящим возражений тоном сказал он по телефону. — Будем там как два старых крокодила. Покажем молодежи класс.
Джим согласился, думая о Еве. Ее голос он теперь часто слышал по радио; еще он каждую неделю внимательно читал ее колонку в «Ежедневном курьере» с советами людям, оказавшимся в трудной ситуации. Ему нравилась женщина, которую он узнавал благодаря ее текстам: мудрая, ироничная, неравнодушная к людям. Джим представлял себе их встречу на юбилее Антона на корабле, куда он придет, уже зная ее лучше, чем прежде. Тед умер чуть больше года назад: Джим читал некролог. Он хотел выразить Еве сочувствие. Представлял, как та внимательно посмотрит на него своими темно-карими глазами, и они — тут Джим позволял себе полностью отключиться от реальности — начнут обсуждать возможное общее будущее.
Но сейчас он едет на север, к своему сыну и внучке. Дилан настаивал: отец может приехать попозже.
— У нас тут полный беспорядок. Приезжай через несколько дней, если хочешь.
Но Джим чувствует, что должен быть с ними. Он обожает сына — тот вырос умным и тонким человеком и уже сделал себе имя в качестве художника-гравера. Джим от души гордится его талантом и отношением к искусству; его удивительной мудростью, с которой Дилан отнесся к расставанию родителей и появлению в жизни матери Айрис, а также тем, как он старался, чтобы все они сохранили между собой добрые отношения.
Джим любит и свою невестку Майю: ее доброту и ум, и то, как в мелочах — взглядом, добрым словом, рукой, дружески положенной на плечо, — она показывает Джиму, что значит для нее его сын. Джим хочет видеть внучку немедленно: маленькую девочку, дочку Дилана, впервые увидевшую этот незнакомый мир.
Вот она, Джессика — у нее голубые глаза Дилана, смуглая кожа Майи и собственные темные редкие волосы (Дилан прислал по электронной почте ее фотографию у Майи на руках). Именно о ней думает Джим, пока поезд везет его на север, через поля, мосты и раскинувшиеся на пути городки; везет той дорогой, которую он выбрал, а не той, которую мог бы выбрать, сложись жизнь иначе.
Версия третья
Шестидесятилетие
Лондон, июль 2001
Ева обнаруживает Джима на верхней палубе на носу корабля.
— Дорогой, ты идешь? Теа зовет всех за стол.
Джим оборачивается, и Ева на мгновение ужасается тому, насколько усталым и потерянным он выглядит. История с Софи состарила его. За несколько недель, прошедших после ее исчезновения, прожитые десятилетия будто проступили на лице Джима, которое в памяти Евы всегда выглядело одинаково: чуть угловатым под копной взъерошенных волос, излучавшим лишь одному ему свойственную энергию. Так он выглядел, когда проводил ее через дыру в заборе в Клэре; и когда искоса поглядывал на нее, быстро скользя карандашом по бумаге. И когда медленно проводил ладонью по ее плечу.
— Просто вышел подышать, — отзывается Джим. — Иду.
Они вместе спускаются в зал. Родственники рассаживаются за первым столом, как на свадьбе: Антон и Теа; Ребекка и Гарт; Сэм с женой Кейт, между ними — Алона и Мириам, их дочери, которые чувствуют себя неловко в красивых летних платьях. Бент, мать Теа, приехавшая из Осло, сидит рядом с племянницей Евы Ханной. По другую сторону от Бент — Ян и Анджела Либниц; по правую руку от Евы — человек по имени Карл Фридландер, новый деловой партнер Антона. (Ева вначале удивилась, обнаружив его рядом с собой, но позднее, вспомнив рассказ Антона о том, что жена Карла недавно умерла от рака, оценила жест брата.)
— У вас замечательная семья, — говорит Карл, налив Еве вина, а Ева благодарит его и думает, оглядывая сидящих за столом: «Да, это правда». Ребекка выглядит потрясающе в своем облегающем платье, ее темные волосы собраны на затылке; Гарт наклонился к ней и что-то шепчет на ухо. Сэм, как всегда, держится спокойно и уверенно. (Ева ясно помнит его маленьким: небольшого роста, с пухлыми коленками, он всегда удивлял ее своей терпеливостью; Сэм никогда ничего не требовал и никем не командовал, в отличие от сестры.) Но Ева знает: сдержанность Сэма объясняется его природной застенчивостью — точно унаследованной не от Дэвида — и проявляется только при общении с малознакомыми людьми. В отношениях с Кейт и своими детьми, да и с Софи, он другой — легкий, открытый, любящий. Сейчас он твердо кладет руку на плечо Алоне:
— Сиди спокойно, дорогая.
И та, вместо того чтобы пререкаться или жаловаться, любовно трется щекой об отцовскую руку, чем глубоко трогает Еву. Ее семья: их общая семья с Джимом, который сейчас держит ее за руку. Все в сборе, кроме одного человека — Софи. Убедить ее прийти не получилось, хотя Сэм специально ездил к ней в Гастингс и объяснял, как важно для него — для всех, — чтобы она пришла; и привела с собой Элис.
Софи нашел Сэм. Она позвонила ему через полтора месяца после безуспешной поездки Евы и Джима в Брайтон и дала адрес, но попросила ни с кем не делиться. Сэм сдержал слово.
— У меня нет выбора, — сказал он Джиму, охваченному бессильной яростью. — Если я это сделаю, она может перестать разговаривать со всеми нами, и что тогда?
Это было болезненно для него, но Джим признал правоту Сэма. И тот отправился к Софи в Гастингс, взяв с собой Кейт, Алону и Мириам — будто совершал обычный семейный визит. Он оставил жену с детьми на набережной, а сам поехал по адресу, полученному от Софи. Там оказалась маленькая квартира на третьем этаже непрезентабельного дома.
— Довольно чистая, — доложил потом Сэм. — Очень чистая.
Софи тоже была чиста во всех смыслах слова. К тому же она находилась на шестом месяце беременности.
— Скажи им, что я завязала, — велела она Сэму, но запретила делиться любыми другими подробностями.
