Пятничным утром Ева сидит на своем обычном месте за столиком у окна. Она неторопливо выпивает два кофе латте и съедает круассан, отрывая от него кусочки и намазывая их маслом и джемом. На площади полно художников в пальто и перчатках с обрезанными пальцами — они сидят за своими мольбертами, пытаясь продать праздношатающимся туристам картины в стиле Пикассо, Дали и Матисса. Как всегда, в одиннадцать за окном появляется старуха в пальто с кроличьим воротником. В двенадцать Ева встает, засовывает блокнот в сумку, надевает пальто, оставляет чаевые рядом со счетом на металлическом блюдце, открывает дверь и вдыхает свежий парижский воздух.
За три часа в кафе написано ровно два абзаца. «Я превратила ничегонеделание в искусство», — думает она, подходя к небольшому гастроному на углу. Затем задумывается о более приятных вещах, например, о сегодняшнем приезде Пенелопы и Джеральда вместе с детьми. Их поезд приходит на Северный вокзал. Они замечательно проведут выходные вместе, и Ева вновь осознает, как ей повезло, что у нее есть Сара, и Тед, и верные друзья.
В магазине она покупает сыр, ветчину, оливки, йогурт, две бутылки красного вина и длинные твердые багеты, которые все еще не научилась любить, как настоящий английский хлеб, выпеченный из австрийской ржи, столь милой сердцу ее родителей. У овощного прилавка Ева лицом к лицу сталкивается с Жозефиной Сент-Джон, чей муж Митч, корреспондент «Джералд трибюн», делит с Тедом кабинет в Доме иностранной печати. Жозефина — неглупая, дружелюбная уроженка Бостона, вышедшая замуж за Митча сразу после окончания Гарварда и с тех пор путешествующая с ним по миру, — стала Еве подругой. Женщины стоят, обмениваясь новостями, почти до часа дня, и тут Ева спохватывается: ей уже пора, в обед она ждет Теда дома.
Жозефина поднимает брови и дважды целует подругу на прощание.
— Да вы настоящие молодожены! Ничем не могу заманить Митча домой на обед.
Но выясняется, что Тед прийти не сможет. Когда Ева входит в квартиру, раздается телефонный звонок: ему надо сдать материал в завтрашний номер — и Еве, если она не против, придется самой забрать Сару из школы, встретить Пенелопу с семейством на вокзале и на такси привезти всех домой. Она, естественно, справится с этим — но Тед все равно извиняется и обещает вечером ужин в «Максиме».
Положив трубку, Ева в который раз удивляется разнице между своим первым и вторым браком. С Тедом всегда легко, он в первую очередь думает о ней, даже когда обязан ставить во главу угла свою работу; с Дэвидом же она постоянно мучилась из-за его нарциссизма и вечного вмешательства свекрови, которая указывала, что и как надо делать. Хотя Джудит Кац поразила Еву, появившись на пороге квартиры в Риджентс-парке через несколько дней после отъезда Дэвида. Тогда боль еще была остра, и Сара непрерывно спрашивала, скоро ли вернется папа.
Джудит принесла еду в пластиковых контейнерах — куриный бульон, русский салат, пастуший пирог.
— Мне кажется, вам это не помешает, — сказала она и неожиданно обняла Еву, чем едва не довела ту до слез.
— Ева, дорогая, хочу, чтобы ты знала: мне за него чрезвычайно стыдно. Что касается этой женщины, то ни я, ни Абрахам никогда не будем иметь с ней ничего общего.
Ева ответила, что, если Дэвид и Джульет поженятся, как, похоже, и собираются сделать, ни у кого не останется выбора. Джудит, проходя в кухню со своими судками, согласно кивнула:
— Думаю, ты права, — на лице ее отразилось неприкрытое огорчение, и Ева мгновенно поняла: свекровь сама нуждается в утешении.
— Джудит, не беспокойтесь по поводу общения с Сарой. Она обожает вас обоих. Вы и Абрахам сможете видеться с ней так часто, как вам захочется.
«Сейчас, конечно, это не так просто», — думает Ева, хозяйничая на своей парижской кухне, раскладывая покупки, нарезая на тарелки сыр, ветчину, помидоры. Но Джудит и Абрахам, к ее удивлению, нисколько не возражали, когда она сообщила им о Теде и предстоящем переезде в Париж.
— А в Париж, — со свойственным ему добродушием немедленно отозвался Абрахам, — мы будем приезжать так часто, что ты еще от нас устанешь.
Действительно, они уже дважды прилетали на выходные — останавливались в хорошей гостинице на Сите
[14]; с Тедом держались вежливо, даже дружески. Все прошло намного лучше, чем Ева могла ожидать, и ее нелюбовь к Джудит сменилась смутной приязнью.
В квартире прохладно, хотя двери закрыты и газовый обогреватель включен: Ева относит поднос с едой в гостиную, накидывает на плечи шаль и открывает ставни, впуская в комнату слабый свет зимнего дня, шум машин и крики школьников, выскочивших на улицу в большую перемену.
Тед сложил сегодняшние газеты на столе: предпочитает, чтобы почту доставляли домой, а не на работу. Он внимательно читает их: вначале французские, затем английские и, наконец, «Уолл-стрит джорнэл» и «Джералд трибюн». Ева ограничивается британскими изданиями, выискивая материалы знакомых, а по субботам — свои собственные; Боб Мастерс по-прежнему присылает ей на рецензию два-три романа в месяц. Ева берет «Ежедневный курьер», лежащий в стопке сверху, и за едой просматривает основные статьи: последствия победы Никсона; шестеро погибших в результате взрыва бомбы, заложенной ИРА. А затем в глаза бросается первый заголовок в разделе культуры: «Джим Тейлор: вдыхая новую жизнь в искусство портрета».
Ева перестает листать газету. Вспоминает лицо Джима в тот момент, когда отказалась принять приглашение на ужин и ушла, оставив его на ступеньках галереи на Корк-стрит. Он выглядел на удивление молодым и каким-то потерянным. Потом прислал ей на адрес «Ежедневного курьера» открытку: «Спасибо большое за то, что пришли на выставку. Я желаю вам всяческого счастья — вы его более чем заслуживаете. Д.»
На лицевой стороне изображалась одна из скульптур Барбары Хепворт: овальной формы камень (называлась она «Овал № 2») с двумя аккуратными отверстиями, будто проеденными термитами. Ева несколько минут рассматривала открытку в поисках скрытого смысла — кроме того, разумеется, что Хепворт имела отношение к Сент-Айвз, — но не нашла. Похоже, Джим умышленно выбрал нечто, не несущее смысловой нагрузки. Наверное, хорошо, что он так сделал, — Ева заволновалась, получив эту открытку, хотя и засунула ее потом на самое дно ящика письменного стола. Там ей и суждено оставаться, лишь изредка напоминая Еве об их с Джимом взаимном притяжении. Она уже ответила Теду. А Джим… что ж, у него своя семья. Своя жизнь.
В два часа Ева убирает посуду после обеда, затем быстро осматривает квартиру, взбивает подушки, стелет свежее белье в гостевой комнате, где поселятся Пенелопа и Джеральд; в комнате Сары она поставила двойную раскладушку для Адама и Шарлотты. Затем надевает пальто, находит шарф и перчатки и отправляется на улицу.
Международная школа, в которой учится Сара, совсем недалеко от их дома. Ева обнаруживает дочь на игровой площадке в компании еще двух девочек, склонивших друг к другу свои головки так, что светлые волосы мешаются с каштановыми. Ева не хочет их прерывать — Сара только-только начала заводить здесь друзей, — но дочь поднимает глаза, видит ее, и начинаются долгие девичьи прощания.
