Я гляжу ей вслед. Она, как обычно, права. Если ЦИС закрыли навсегда, мы никогда не разберемся с нашими снами. Если мы не поймем, почему снимся друг другу, то никогда не сможем положить этому конец. И тогда путаница и боль никуда не денутся.
Смотрю на свои коричневые ботинки и делаю глубокий вдох, а когда выдыхаю, земля подрагивает у меня под ногами, будто я дую на гладь спокойного озера. Вот только это не озеро, а газон в центре площади. Ну вот, опять, думаю я, снова глубоко вдыхаю, крепко сжимаю губы и выдыхаю весь воздух.
Колышется не только трава – земля тоже подрагивает.
На мгновение я застываю, потом с силой топаю по траве и вижу, как по газону пробегают зеленые волны. Красиво, но вместе с тем жутко. Я подпрыгиваю и ударяю по земле обеими ногами – новая волна оказывается больше предыдущей, она мне почти по колено. И тут я замечаю, что эта волна движется прямо на Селесту, которая уже успела немного отойти от меня, – ее вот-вот опрокинет. Я кричу Селесте – так громко, будто за ней едет огромный грузовик.
– Что? – она раздраженно оборачивается. И тут зеленая волна моментально исчезает.
– Ну… да так, ничего, – кричу я, чувствуя себя ненормальной.
Селеста качает головой и продолжает идти.
– Ты и в самом деле сумасшедшая, Элис Роуи, – говорит она.
Теперь речь не только обо мне, Максе и той драме, причиной которой мы стали. Теперь речь о нашей вменяемости.
15 октября
Вряд ли когда-нибудь вам было так же хорошо, как мне сейчас. Какая-то извилистая техасская река. Я распласталась на большом плавательном круге, пригревает солнышко, пальцы моих ног касаются воды, голова и руки удобно лежат на бортиках. Поправляю большие солнечные очки и вздыхаю.
– Вид у тебя счастливый, – говорит Макс.
Приподнимаю очки, поворачиваю к нему голову и подмигиваю.
– Ну еще бы, – я широко улыбаюсь.
Макс плывет на своем круге неподалеку. На нем темно-синие плавки и черные «рэй-бэны». Он улыбается мне в ответ.
– Плыви сюда.
– Нет, это ты плыви сюда! – кричу я и зову его жестом. И тут замечаю, что ногти у меня красивейшего цвета – как закатное небо. Шевелю пальцами, любуясь маникюром и игрой света на нем.
Кладу руку обратно на круг и чувствую что-то странное. Круг стал шершавым и пористым, в нем прощупываются дыры. Сажусь и понимаю, что плыву по молочной реке на гигантском сладком колечке.
– Это, наверное, очень полезно для кожи, – замечаю я и снова смотрю на Макса. – Эй, а почему у тебя цветное колечко, а у меня – нет? – требовательно спрашиваю я.
– Потому что я круче, – хвастливо заявляет он, протягивает руку, отламывает кусочек от своего ярко-зеленого судна, несколько раз макает его в молочную реку, как пончик, и закидывает в рот. – Ммм…
– Поменяться не хочешь? – сладким голосом спрашиваю я.
– Ни за что, – говорит Макс и садится, зная, чего от меня ждать.
– А жаль, – говорю я и яростно гребу в его сторону. Он отдаст мне цветное колечко, хочет он того или нет!
Гребу изо всех сил, но не приближаюсь к нему ни на миллиметр. Течение реки убыстряется, вдруг она из белой становится радужной, словно кто-то только что доел разноцветные хлопья и вылил оставшееся молоко в раковину.
– Макс, притормози! – кричу я.
– Не могу! – отвечает он, его уносит все дальше и дальше, и наконец он становится крохотной точкой на горизонте, а я перестаю двигаться.
С грустью вытаскиваю гигантское, пропитавшееся водой колечко на берег и засыпаю, положив на него голову; подо мной песок, который оказывается сахаром.
Глава двадцать четвертая
Подумаешь, голая грудь
Если вы учитесь в школе «Беннетт» и хотите позаниматься, то в библиотеку идти точно не стоит. Там народу больше, чем в столовке в обеденный перерыв, на школьном дворе в понедельник утром и на трибунах во время футбольного матча в субботу, вместе взятых. Чаще всего школяры приходят сюда и только притворяются, что работают, – а на самом деле внимательно наблюдают за другими, порой даже не заботясь о том, чтобы вытащить из сумки учебники. Библиотекари с ума сходят.
Словом, если вы хотите позаниматься, то в библиотеку идти точно не стоит – разве только вы не обладаете дисциплинированностью Макса Вулфа. Вот он, сидит в дальнем углу второго этажа в окружении стопок книг по истории, свет настольной лампы льется на его красивое лицо. Как же не хочется его отвлекать. Но он сам поднимает взгляд и замечает меня – и мне делается совестно, что я на него так пялюсь.
– Привет, – шепчет он.
– Привет, – громко отвечаю я.
Макс с улыбкой качает головой и жестом подзывает меня к себе.
– Здесь нельзя шуметь, – вполголоса сообщает он. – Присядешь?
Я киваю и пододвигаю стул к его столу.
Пару мгновений мы сидим в тишине.
– У нас есть проблема, – наконец шепчу я.
– Знаю, – кивает Макс. – Нам нужно многое обсудить, и мы обязательно поговорим обо всем, обещаю, но сейчас все мои мысли только об экзамене…
– Нет, – прерываю я его. – Я не об… этом. – Об этом можно говорить долго, но сейчас у нас есть темы поважнее. – Я о Петермане. Кажется, его… Арестовали. – Сообщать о таком накануне теста по истории – плохая идея. Он и так изрядно понервничал, а эта новость окончательно выбьет его из колеи. Но нам нужно решить, что делать дальше.
– Знаю, – говорит Макс.
Я выпрямляюсь.
– Знаешь? Откуда?
Макс запинается.
– Мне Селеста сказала, – отвечает он, и я снова опускаю плечи.
– Ну точно, – говорю я, стараясь говорить мягче. – Она рассказала тебе, что я ее туда водила? Я пыталась все исправить, объяснить ей.
– Знаю, что пыталась, – говорит Макс. – Это дорогого стоит. Спасибо.
– Так теперь все наладилось? Ну, между вами? – интересуюсь я, рисуя закорючки на его распечатке с заданиями и забывая о настоящей причине, по которой сюда пришла. – Между тобой и Селестой?
– Посмотрим. – Макс пожимает плечами, и мои закорючки превращаются в безумные каракули.
Макс вытягивает руку – и у меня в голове проносится мысль, что он хочет погладить меня по щеке, но он снимает что-то с моих волос – оказалось, в них запуталось колечко хлопьев. Опять. Только не это, – думаю я, разглядывая его находку.
– Откуда это? – спрашивает он.
– Понятия не имею.
И тут Макс делает то, чего я никак не ожидала. Он начинает смеяться. Громко.
