– Они правда тут были? – прошептал я. Мне никак в это не верилось.
Доктор Джеральдина кивнула:
– Правда-правда. У меня до сих пор в ящике стола лежит та листовка. Я тебе покажу. Теперь ты всё знаешь, Уилл, всё понимаешь. Цунами случилось больше года назад. И ты всё это время провёл в джунглях вместе со слонихой. У меня в голове не укладывается: как ты умудрился выжить? Вот что мне хотелось бы знать. Но, возможно, тебе не хочется говорить об этом – тогда не нужно. Если не хочешь, не рассказывай, я не обижусь.
Но я как раз хотел. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось рассказать ей всё-всё. И я начал свою историю. Слово за словом, я как будто проживал всё заново, начиная с бегства от волны в джунгли и заканчивая тем днём, когда мы с орангутанами переплыли реку и оказались в приюте. Доктор Джеральдина слушала, не перебивая, и вокруг нас сгущались сумерки. Воспоминания получались такими живыми, а иногда такими тяжкими, что мне даже говорить было нелегко. И в такие моменты доктор Джеральдина крепко сжимала мою руку. Каждый раз мне это напоминало о маме – она так же брала меня за руку в трудные минуты. Когда я закончил, доктор Джерадьдина не стала задавать мне вопросов. И я был только рад. Я сказал все, что хотел, и, кажется, она это почувствовала. Мы просто посидели немножко вдвоём, слушая журчание реки и голоса джунглей, а рядом Уна с ворчаньем и кряхтеньем плескала хоботом по воде.
– Уилл, мне надо сказать тебе ещё кое-что. – Доктор Джеральдина обняла меня за плечи. – На той листовке, что оставили дедушка с бабушкой, под твоей фотографией с именем и описанием был телефонный номер. По нему нужно было звонить, если ты найдёшься. И я позвонила сразу же, как ты появился, но мне никто не ответил. Я почему-то так и не дозвонилась. Мне потребовалось немало времени, чтобы разыскать твоих родных. Наконец, я вышла на них через Красный Крест. Я поговорила с твоими дедушкой и бабушкой лишь несколько дней назад, Уилл. Оказывается, они всё это время провели в поиске и только сейчас вернулись домой. Если бы ты слышал их голоса, Уилл! Такая радость, такое облегчение! Это был мой лучший в жизни телефонный звонок. Они уже едут сюда, Уилл! Со дня на день ты будешь дома.
10
Слонёнок
Несколько дней я пытался не думать о бабушке с дедушкой. Не думать о том, что они скоро приедут. Потому что меня грызло чувство вины перед ними. Да нет, это здорово, что они нашли меня. И я ужасно по ним соскучился. Но они часть того мира, который я покинул и хотел забыть навсегда. Я уже успел поверить, что никогда больше тот мир не увижу. Но это ещё полбеды. Настоящая беда в том, что дедушка с бабушкой ведь едут не в гости. Доктор Джеральдина сказала, что скоро я буду дома. Значит, они хотят забрать меня отсюда. Увезти от Уны, от орангутанов, от джунглей. И вот этого я точно не вынесу.
Всякий раз, проснувшись поутру, я, вместо того чтобы ждать дедушку с бабушкой, думал: «Может, сегодня не приедут?» Я решил, что каждый день нужно проживать на полную катушку, как последний день в этом месте. Чувствовал я себя всё лучше и лучше, так что уже мог кое-что делать в приюте: я наполнял бутылочки для кормления, резал на кухне фрукты для орангутанов, помогал со стиркой, таскал припасы с причала, играл с Чарли, Тонком, Бартом и другими малышами на лужайке. На ночь я иногда оставался в общей спальне, где малыши с нянечками спали прямо на полу. Меня частенько будила Чарли, или Тонк, или Барт, а то и все трое разом. Ночью они подбирались и устраивались прямо на мне или рядышком, уютно прижавшись.
А больше всего мне нравилось уходить с доктором Джеральдиной глубоко в джунгли на острове – ей нужно было проверять, как там поживают повзрослевшие орангутаны, справляются ли с дикой жизнью. Уна и Большой всегда незаметно сопровождали нас в этих долгих прогулках. Уне надо было непременно сунуть хобот везде, а Большой всегда был там, где была Уна. Доктор Джеральдина как-то призналась, что она скоро шею свернёт, глядя на Уну и Большого. А я в ответ предложил ей вместе проехаться на Уне. Уна только рада будет, заверил я.
Доктор Джеральдина сказала, что, вообще-то, ездила на слоне, но совсем чуть-чуть. Поэтому ей понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть. Но чем дольше мы ехали, тем больше ей это нравилось. С тех пор мы редко ходили пешком. Большой отыскивал для нас тропинки и вёл нас, то шагая впереди, то прыгая с ветки на ветку.
Эти наши поездки по джунглям обычно проходили в молчании. У доктора Джеральдины на этот счёт всё было строго. Мы если и разговаривали, то совсем чуть-чуть. Нужно как можно меньше беспокоить орангутанов, объяснила она. Молодые орангутаны учатся обходиться без человеческой помощи – в этом весь смысл «университета джунглей». Так что чем меньше они нас видят и слышат, тем лучше. Им надо усвоить, что от людей следует держаться подальше – так безопаснее. Иначе орангутаны не станут дикими.
В общем, смотри себе на здоровье, но носа не высовывай – примерно так надо вести себя в джунглях. А посмотрев, доктор Джеральдина должна была решить: уже можно увозить молодого орангутана в заповедник или ещё рано. Она говорила, что для неё это очень трудное решение. Потому что ошибиться тут проще простого. А забрать орангутана с острова, когда он ещё не готов к дикой жизни, значит погубить его. В заповеднике ему уже никто не поможет.
Вечерами после ужина я часто усаживался на крыльцо вместе с доктором Джеральдиной, и мы разговаривали. И беседы наши день ото дня делались всё длиннее и длиннее. Большой в это время уже видел сны в спальном гнезде где-нибудь в джунглях. Уна же, как обычно, топталась где-то неподалеку.
– Знаешь что, Уилл, – как-то раз сказала мне доктор Джеральдина, – а я передумала насчёт этой твоей слонихи. Я-то считала, что она только и умеет, что объедаться до одури. Но ты обратил внимание, как при ней ведут себя орангутаны в джунглях? Они её почти не замечают! То есть им, конечно, немножко любопытно – ну это-то естественно. Она ведь для них что-то новенькое. Да не просто новенькое, а какое громадное! Но всё равно они не тревожатся. Не знаю, в чём тут секрет, но куда бы ни шла эта слониха, везде она излучает мир и покой. Я же это не придумала, правда?
– Нет, – улыбнулся я, – не придумали.
И следующий день очень даже наглядно это подтвердил. Мы, как обычно, ехали верхом на Уне через джунгли; Большой скакал по ветвям. И тут появился огромный самец-орангутан. Он шёл к нам на четвереньках. И по тому, как он двигался, как смотрел на нас, как поводил широченными плечами, было видно: намерения у этого парня серьёзные. Наше вторжение ему определённо не понравилось. Такой здоровяк мне как-то раз уже встречался, но он был высоко в кронах деревьев, и его голос разносило эхом по джунглям. А этот был совсем рядом, не на дереве, а на земле. Доктор Джеральдина положила мне руку на плечо.
– Это Ол, – тихо пояснила она. – Он очень даже милый… когда он милый. Поэтому давай вести себя тихо. Тогда он и будет милым.
Почти как с тигром. Уна застыла на месте, орангутан тоже. У него были огромные чёрные щеки, глубоко посаженные глаза, пронзительный взгляд и золотая борода. «Как у викинга», – подумал я. Уна взирала на него совершенно невозмутимо, как на пустое место. Слониха принялась нащупывать хоботом еду. Орангутан вроде бы желания напасть не выказывал, но и с места не двигался. Он давал понять: это он тут решает, идти ему или ещё постоять. И эта дылда ему не указ. Он уселся, поковырялся в ухе, поглазел в другую сторону. Всем своим видом Ол говорил, что чихал он на нас.
