Чудесным образом зрение мое тоже прояснилось, и я даже начал различать отдельные цвета огоньков гирлянд. «Но почему новогодние гирлянды?» – думал я. Все происходящее здесь было настолько невероятным, что мне казалось, будто я попал в книгу «Алиса в Стране чудес». Может, в этих кексах был не только кофеин? Или, может, от моего безостановочного девятнадцатичасового бега в мозгу начали происходить химические изменения? Но, что бы ни творилось там, это придало мне бодрости. Чувства обострились.
Пока я заглатывал очередной кекс и готовился вот-вот бежать дальше, кто-то спросил меня:
– Ты уверен, что знаешь, что делаешь?
– Нет, – ответил я. – Я вообще представления не имею, что делаю. На самом деле я даже не уверен в том, где я сейчас.
У многих это вызвало смех, но тут как раз я не собирался шутить. Я и вправду понятия не имел, что я делаю. Для меня все сейчас было внове. По крайней мере теперь у меня появилась надежда, а это уже куда больше того, что у меня было час назад.
– Ну у тебя и воля, чувак, – сказал волонтер, когда я выходил в ночь. – Удачи.
Глава 10. Измениться навсегда
Прикажи мне мчаться –
И я на невозможное решусь.
Уильям Шекспир. Юлий Цезарь
[43]
От озер Оберна до КП «Роби Пойнт»
Полночь 26 июня 1994 года
После волшебных шоколадных кексов я был на подъеме и легкой походкой проворно двинулся по тропе, которая опять нырнула в густую чащу с камнями и ветками, лезущими под ноги. Очевидно, что силы мои черпались из источника, который рано или поздно должен был опустеть. Разумеется, человек не может чувствовать себя таким бодрым, пробежав сто сорок километров, я тратил уже больше сил, чем у меня было.
Анализы крови после прошлой гонки Western States показали, что некоторое разрушение мышц происходит у всех участников. От каждого чуточку более мощного движения, от каждого чуть более сильного толчка мышцы травмируются все сильнее и сильнее. Обычно нужно несколько месяцев, чтобы полностью восстановиться, но я был уверен, что мне понадобится гораздо больше времени. И в самом деле, я так упирался, что у меня возникал не праздный вопрос: смогу ли я вообще ходить в этом году?
В другие дни больница религиозной общины Оберна – довольно сонное местечко, но сегодня там будет оживленно. Я подслушал, что в приемном отделении уже толпятся участники гонки. Большинству из них нужны электролиты и глюкоза внутривенно, но есть и случаи серьезных травм, даже несколько переломов. Приемное отделение больницы – совсем не то место, где я хотел бы закончить свое путешествие.
На полпути к следующему и последнему перед финишем КП на 94-й миле (150 километров) все мои чувства странным образом обострились. Вдалеке ухнула сова, и звук был настолько четким и ясным, что мне показалось, будто она пролетела в нескольких сантиметрах от уха. На груди по майке рябью прошел поток теплого воздуха, он поднимался и опускался и казался предсказуемым, практически видимым. Это было нечто большее, чем просто эйфория бегуна
[44]. Я практически ушел в астрал, этот опыт – более сильный, чем тот, с которым я сталкивался ранее, – был уже за пределами ощущений телесной оболочки.
К сожалению, чувство легкости постепенно уходило. Эйфория испарялась быстрее, чем мне хотелось бы, и последние полтора километра до КП были больше похожи на проверку на стойкость, чем на бег. Кайф прошел, и началась настоящая ломка. Шаркающей походкой я вполз внутрь, поднимая еле волочащимися ногами облако густой пыли. Садиться я отказался, потому что знал: стоит мне расслабиться, мышцы немедленно сведет.
От последнего КП до финиша оставалось меньше десяти километров на восток. Такую дистанцию я обычно пробегаю с легкостью. По сравнению с тем, что я уже преодолел, оставшаяся часть пути казалась почти плоской, хотя в самом конце дистанции мне предстояло еще побороться с противным крутым подъемом на двести семьдесят пять метров. Представьте, вам бы пришлось влезть на Хартбрейк Хилл три раза подряд после того, как вы пробежали сто пятьдесят шесть километров по горам. Это была действительно беспощадная гонка на грани сумасшествия. Мое тело отчаянно работало на пределе физической выносливости и гораздо дольше, чем я мог представить, но разум бродил кривыми закоулками. Интересно, эта тропа вообще когда-нибудь закончится? Или я в конце концов добегу до края земли и провалюсь в бездну?
Время перевалило за полночь, я снова наполнил бутылки водой и начал мучительно продвигаться мимо небольшой толпы к финальному участку пути. Люди похлопывали меня по спине, подбадривали, свистели и гудели клаксонами. От того, что они демонстрировали в этой глуши такое воодушевление, у меня бежали мурашки по коже. Глаза наполнились слезами.
Я побежал и через десять минут уже жалел, что меня не сняли с дистанции. Слезы эйфории сменились слезами невыносимой боли. Эти перепады случались настолько часто, что, казалось, даже тридцать метров доведут меня до изнеможения, не говоря уже о девяти с половиной оставшихся километрах. С каждым шагом – даже самым легким – четырехглавые мышцы сводило все сильнее. Я боялся продолжать бежать, опасаясь судорог, и боялся останавливаться, опасаясь судорог. Поэтому я выбрал промежуточный вариант и перешел на шаг.
Из чащи тропа вышла на широкий травянистый луг, по просторам гулял легкий ветерок, и в теплом воздухе чуть покачивались длинные гибкие стебли тростника. Почва под ногами была светлая, и на том кратком расстоянии, что пробивал луч фонарика, виляющая тропа врезалась в травянистое пространство. В бледном свете луны луг казался бескрайним.
На самом деле это была неплохая прогулка, пока первый комар не укусил меня в шею. Второй зудел над ухом. Затем еще один впился мне в ногу. Вокруг меня собирались маленькие кровопийцы, и вот уже два десятка их кружились над головой.
Я побежал вперед по тропе, пронзительно крича на ходу. Я смог ускориться на небольшое расстояние, прежде чем у меня снова адски заболели ноги, и темп пришлось сбавить. Тогда меня опять нагнали эти крошечные вампиры, и, чтобы оторваться от них, мне снова пришлось рвануть. Так мы играли в кошки-мышки на лугу, который постепенно начинал подниматься вверх. Воздух стал суше, ветер подул чуть сильнее, и моя проблема улетучилась.
Сердце стучало как бешеное, по лицу тек пот. Я уже осушил одну бутылку, а вторую нужно было сберечь, потому что впереди тропа уходила на подъем. Впереди до финиша уже не было ни одного КП. Правда, я перегрелся, и, если не пить, у меня могло наступить обезвоживание, поэтому я все-таки сделал глоток из второй бутылки, уменьшив запасы.
