Но это уже больше, чем просто о беге. Все гораздо глубже, это более непонятные и рационально необъяснимые вещи, которые не так просто выразить словами.
Когда ты подбираешься ко всему этому вплотную, очень сложно ответить на вопрос «зачем?». Почему люди пьют? Играют? Влюбляются? Я не занимаюсь психоанализом, поэтому не знаю, как ответить. Я не знаю, почему выбрал именно бег, почему я чувствую, что это мое. Очень многие недовольны жизнью, но далеко не все они приходят к выводу, что бег в течение суток без остановки решит их проблему.
Ясно, что бегал я не ради славы. Обычные люди не знают, что такое Western States Endurance Run. В отличие от городских марафонов и гонки на десять километров у этого соревнования нет фанатов, ликующих по обе стороны дороги, нет рекламных щитов вдоль всего пути. Во время гонки Western States большую часть времени я бежал по горам, далеко от фанфар и шумихи обычных соревнований.
Почему я так стремился выйти за общепринятые пределы физической выносливости и достичь непонятной цели, которая для многих просто лишена смысла? Я сам до конца не уверен, что знаю ответ. И причина не в том, что атлеты-экстремалы очень далеки от процесса самокопания, как раз большинство из тех, кого я знаю, склонны к рефлексии. Мне трудно лишь ответить на вопрос «зачем?», поскольку задействованные механизмы очень сложны.
Гораздо чаще человек, который спрашивал меня «зачем?», хотел услышать краткий невразумительный стандартный ответ, которого было бы достаточно для объяснения этого явления. Что-нибудь вроде: «Я бегаю, потому что, когда я был маленьким, отец часто гонялся за мной с ремнем, тогда я выбегал из дома и удирал от него по улице».
Для таких людей у меня был заготовлен такой ответ: «Мне нравится бегать». На самом же деле я должен был сказать: «Идите и пробегите пятидесятимильник, и вы найдете свой ответ».
Потому что я все еще был в поисках своего.
Глава 7. По горам, по долам
Приключение имеет смысл само по себе.
Озеро Тахо
Лето 1994 года
Чем ближе был старт Western States Endurance Run, тем больший беспорядок творился в моей голове. Достаточно ли напряженно я тренируюсь? Может, мне нужно больше бегать по холмам? Проклятие, я забыл подписать отчет о расходах! Что это за странное ощущение в четырехглавой мышце? Подождет ли смета до завтра?
Но перед самой гонкой посторонние проблемы начали тускнеть, внешняя суматоха, спешка и шум постепенно приглушались, наступала ясность: на первый план выходила одна-единственная цель. Такое очень редко бывает в нашей жизни, альпинисты, чьи рассказы я читал, испытывают такие же чувства. Вот они готовят экспедицию, волнуются, разные проблемы разрывают их на части. Но как только участники подходят к подножию горы, из хаоса вырисовывается ясная и четкая цель: покорить вершину.
Кто-то доходил до вершины, кто-то – нет. Проще некуда.
В реальной жизни наши цели обычно многозначны и туманны и почти всегда не имеют четко очерченных границ. Очень редко люди точно понимают, что именно им нужно для достижения успеха. Часто мы думаем, что движемся в правильном направлении, но потом узнаем, что правила поменялись.
Как бы ни пугала меня перспектива бежать без остановки двадцать, а то и тридцать часов, по крайней мере я точно знал, что от меня требуется. Сначала будет линия старта, а после – линия финиша, между ними – сто шестьдесят километров. Все, что мне нужно сделать, – пробежать это расстояние. Никакой неопределенности. Альбер Камю однажды сказал: «В своих играх мы как дома, потому что это единственное место, где мы точно знаем, что должны делать».
Несмотря на то что задача казалась мне невероятно сложной, правила участия были предельно ясны. Не было никакого двойного смысла или неоднозначных посылов. Все просто: беги и не останавливайся. Если ты пробежишь весь путь, ты победил. Если нет – проиграл.
Эта мысль крутилась у меня в голове, пока ассистент врача проверял у меня пульс во время обязательного для всех участников медицинского обследования за день до гонки. Вес и остальные основные характеристики состояния организма распечатывали на медицинском браслете и надевали на запястье всем бегунам. Браслет нельзя было снимать до финиша, или пока изнемогший участник не сойдет с дистанции сам или его не вынесут работники медицинской спасательной службы.
Обследование проводили на лыжной базе в Скво-Вэлли
[33]. Все вокруг гудело от переполняющей энергии, участники и персонал сновали туда-сюда, стараясь успеть сделать последние предстартовые приготовления. В Скво-Вэлли проводили зимние Олимпийские игры 1960 года, на входе горел олимпийский факел, а само это место до сих пор окружала аура величия. Там все было больше, чем в жизни: огромные деревья, громадные горы, олимпийские кольца высотой в два этажа, пламя факела, пылающее костром. Вокруг, куда ни глянь, возвышался горный хребет.
Медицинское обследование перед гонкой Western States
Зона медосмотра – отличная точка обзора: когда стоишь в ней, то большую часть линии горизонта определяют высоченные гранитные пики. На востоке это KT-22 высотой два с половиной километра, прямо перед вами – Скво Пик, немногим больше двух тысяч семисот метров, чуть к западу – перевал Эмигрантов, две тысячи шестьсот пятьдесят метров. Западной линией горизонта командует Гранитный Вождь, две тысячи семьсот пятьдесят восемь метров. Мне видно, как вагончик канатной дороги круто поднимается по натянутому тросу в направлении упирающегося в небо заснеженного ледника.
– Вот туда-то мы и пойдем, – раздался голос у меня за спиной.
Я повернулся и увидел мускулистого мужчину лет пятидесяти. На нем были очки-авиаторы, и он смотрел вверх, на гору.
– Что, простите? – переспросил я.
– Вот туда мы завтра пойдем, – сказал он с улыбкой.
Я увидел у него на запястье медицинский браслет.
– Вы имеете в виду, что мы побежим до верха канатной дороги? – спросил я.
– Ха-ха-чепуха, прямо вверх посередине, – радостно сказал он, – лобовая атака. Мы начинаем здесь, на базе, и бежим вверх через кишку этой долины, а затем траверсируем вон ту гряду, – пояснил он, показывая на горный хребет, очерчивающий линию горизонта на западе. – А потом мы пересекаем вершину и спускаемся вниз с той стороны.
