– Не выйдет. Меня тут внеплановой проверкой застращали, между прочим. И мне почему-то кажется, что эти угрозы не пустые.
– Кто застращал? – поинтересовался я. Финансами ведал Харконен, а его сынок единолично заменял всю налоговую полицию маленькой страны, хотя числился ответственным за культуру. В Хоулленде все было очень непросто.
– Нет, не он, – досадливо отмахнулась Барбара. – Наша новая секретарь кабмина, дочь директора цирка.
У меня чуть вилка из руки не выпала:
– Ариэль?
Барбара посмотрела на меня долгим взглядом и ответила:
– Ей-богу, не знаю, как ее зовут, и после сегодняшнего нашего разговора и знать не хочу! Скандалистка!
– Так, – сказал я, отложив вилку. – Что между вами произошло-то?
– В общем, она с самого утра прилетела в мой магазин. Я только-только открылась, даже кофе попить не успела. С утра ко мне никто почти не заходит, вот я и отдыхаю: читаю, кофе пью…
Я поймал себя на том, что нетерпеливо постукиваю пальцами по столешнице. Барбара прервалась, чтобы попить морс через трубочку, и продолжила:
– И тут она влетает! Ей-богу, как ангел праведного гнева, только крыльев и огненного меча не хватает. Волосы зато горят не хуже нимба, а глаза полыхают яростью. Чего я только от нее не наслушалась!
Барбара стала загибать пальцы:
– Во-первых, я – источник аморальности нашего городка. Мой бизнес – сплошной разврат и разрушение семей, и даже странно, что мне по ночам не снятся голодные и несчастные дети-сироты. Во-вторых, я спровадила на тот свет бедную миссис Штайнер, хотя старушка отдала Богу душу за полгода до моего приезда и этот дом мне продал ее ушлый племянник, давным-давно живущий в Дандолке. В-третьих, я, таким образом, уничтожила единственный в городке оплот и светоч культуры в лице… в смысле в виде замечательного букинистического магазина…
Барбара фыркнула:
– Племянник миссис Штайнер, кстати, предлагал мне топить этими книгами печку. Этот бывший владелец «светоча культуры», как я поняла, питает пристрастие исключительно к творчеству мистера Джона Джеймсона
[7]. А я, хоть и происхожу из семьи мормонов, где читать разрешается только то, что написал Джон Смит и его последователи, до такого варварства, чтобы жечь в печи книги, не опустилась и не опущусь никогда. Так что зря эта блюстительница нравов на меня наехала.
– А вы ей об этом сказали?
– А она позволила мне хоть слово вставить в свой обвинительный монолог? Говорят, святейшая инквизиция хотя бы слушала, что говорят ее жертвы. Здесь моих оправданий не ожидали и ими не интересовались. После обвинения в сживании со света несчастной миссис Штайнер меня превратили в прожженную мошенницу, скрывающую доход от подозрительного бизнеса, взяточницу, подкупившую местные органы власти во главе с мистером Кохэгеном, и, наконец, заявили, что в ближайшее же время с моими аферами как следует разберутся, – она тяжело вздохнула. – Шутки шутками, но в бухгалтерии я самоучка. Черную кассу не веду, но нахомутать где-то вполне могла, а по виду этой девицы думаю, что возьмутся за меня всерьез, – Барби с завистью глянула, как я нанизываю на вилку кусок омлета и кусок сосиски, обмакивая это в кетчуп, и отвела глаза.
– Сочувствую, – неуверенно сказал я. – Ума не приложу, что это с ней. Могу лишь предположить, что Ариэль очень расстроена тем, что букинистический магазинчик миссис Штайнер закрылся – она пользовалась им как библиотекой.
– А кто сказал, что он закрылся? – удивилась Барбара. – То, что книг нет на витрине, еще не значит, что их нет в продаже. Я продаю наследство миссис Штайнер в интернете и даже пополняю коллекцию. Просто не вижу смысла выставлять книги в зале – посетители моими игрушками интересуются больше, это я вам точно говорю.
– Вот как… – протянул я и невольно улыбнулся. Выходит, Ариэль своей горячностью сама закрыла себе доступ к столь ею любимой библиотеке! Сумей она подружиться с Барбарой, та наверняка разрешила бы ей брать и читать книги.
– А правду говорят, – Барбара опустила глаза долу, словно смущаясь, – что вы с ней близко знакомы?
Держу пари, она об этом прекрасно знала. В Хоулленде вообще трудно было удержать что-то в секрете. Возможно, это вообще справедливо для всех маленьких городков. Но я не подал виду, что заметил ее маленькую и наивную хитрость.
– Сущая правда. Мы с ней познакомились в поезде, когда я ехал сюда, и вместе приехали в город. И, знаете, она не показалась мне такой уж фурией, какой вы ее представляете.
Странно, но Барбара, кажется, не удовлетворилась моим ответом.
– Но почему она так поступает? Я ведь ей ничего плохого не сделала. Вы… Вы не могли бы замолвить за меня словечко при случае? Не то чтобы я боялась этих проверок-шмоверок, но все-таки…
Она откинулась на спинку стула и достала из сумки смятую желтую пачку сигарет и зажигалку. Мы закурили. Синие струйки дыма закудрявились в теплых сумерках.
– Я же совсем одна на этом свете. Мне только Мэри-Сьюзен по старой дружбе помогает, а так за меня и заступиться-то некому. С семьей я двадцать лет назад порвала, когда уехала в Лос-Анджелес. – Она невесело усмехнулась: – Мечтала покорить Голливуд. Ага, конечно, покорила… Самое парадоксальное, что мои фанатики-родители оказались чертовски правы, называя Лос-Анджелес гнездом порока и похоти. Возможно, существует какой-то другой Лос-Анджелес, тот, который показывают в кино, в который я и стремилась попасть, но… я попала в Лос-Анджелес моих родителей. Город греха.
Я заметил, что ее глаза поблескивают, возможно, от слез. Видимо, ее жизнь за океаном и правда была горше хинина.
– Знаете, о чем я мечтаю? – сказала она. – Я мечтаю стать такой же маленькой, как Мэри-Сьюзен. Мне так хочется этого, что порой даже кажется, будто с момента моего прибытия сюда я и правда стала меньше. Увы, я знаю, что это не так, можете не улыбаться. Человек уменьшиться не может…
– Это не совсем так… Я вот смог, пусть и не по своей воле, – нехотя сказал я. – Но то был… не совсем обычный случай.
Я допил кофе:
– Но зачем вам это? Зачем вы хотите… уменьшиться?
– Чтобы быть такой, как все здесь, – без раздумий ответила она. – Не потому, что от того, что я выше, ко мне относятся хуже. Лепреконы не обращают внимания на рост, когда общаются с тобой, и ты со временем перестаешь их воспринимать маленькими. Как будто никакой разницы не существует…
Она рассеянно стряхнула пепел в кофейную чашечку:
– Они живут как-то по-другому. Не так, как я или вы. Если с вами пообщаться, сразу становится ясно, что вы из Большого мира. Как и я. Мы с вами куда-то устремлены, за чем-то гонимся, а они просто живут. И их не напрягает то, что у них нет айфона последней модели. Они вообще от таких пустяков не парятся.
– Меня это, допустим, тоже не напрягает, – возразил я.
