Фарик развернулся на кривых ногах и снял костыли с сетки. Он почти завершил маневр, но пошатнулся, запнулся и уронил их на землю. Прежде чем он успел их поднять, Уинстон схватил костыли и, хихикая, помахал ими перед носом приятеля:
– Напился?
– Брось эту херню, жирюга, я сам могу их подобрать.
– Жирюга?
Уинстон отбросил костыли метра на три от искривленных ног Фарика.
– Фас, гад. Если Иисус Христос мог ходить по воде, фальшивый Иисус может хотя бы ходить на своих двоих.
Не раздумывая, Фарик отпустил забор и двинулся вперед. Ступни его загибались внутрь, носки кроссовок цеплялись друг за друга, тонкие ноги сходились в коленях, образуя букву Х. Волоча подошвы по земле, Фарик сделал три рискованных шага, остановился и выдохнул. Уинстон не сдержался:
– Зачем задерживаешь дыхание? Ты ж не под водой, дыши!
– Не смотри, как я хожу! – рявкнул Фарик. – Не люблю, когда кто-то смотрит, как я хожу.
– Ниггер, ты не ходишь. Ты на коньках катаешься, по ходу. И дрожишь так, словно сейчас землетрясение, которое ощущаешь ты один.
Дойдя до костылей, Фарик бросился на них, как на рассыпанные долларовые бумажки. Схватил и прижал к груди, чтобы не унес ветер.
– Сказал же, я могу ходить.
– Может, не стоит этим хвастаться, атлет? А то я с утра позвоню в соцслужбу, и у тебя отберут пенсию по инвалидности. Пошли еще пива возьмем.
Обратно в магазин они шли молча, слушая то, что в городе считается тихой ночью. Гудел и скрипел фонарь. По горам мусорных мешков скакали крысы. Порыв ветра швырнул им под ноги пеструю смесь макулатуры и пустых пакетов. К груди Уинстона прилипла листовка к предстоящим выборам. Там говорилось: «VOTA WILFREDO CIENFUEGOS, DEMOCRAT POR COUNCILMAN DISTRITO 8. SEPTIEMBRE 9TH. ¡PARE LA VIOLENCIA!»
[5] Pare la violencia, «Остановим насилие» – эта фраза до сегодняшнего бруклинского происшествия была для Уинстона частью экуменического белого шума, который он слышал и видел с начальных классов. Не кури. Просто скажи «нет». Безопасный секс. Будь отцом своему ребенку. Друзья не позволяют друзьям садиться пьяными за руль. Pare la violencia. Уинстон не имел ничего против совета мистера Сьенфуэгоса, просто ему он казался не слишком практичным.
«Как?» – думал он. Может ли страстный призыв политика сделать Уинстона пацифистом? Может ли Вильфредо Сьенфуэгос убедить бруклинских головорезов сложить оружие и дать калеке и увальню уйти прочь с деньгами Бед-Стая в карманах? Получить выгоду от рыночной экономики гетто? Уинстон обладал способностью останавливать насилие. Его появление на поле битвы часто приводило к тому, что оппоненты переставали дубасить друг друга, потому что не знали точно, на чьей он стороне. Борзый, районная супердержава, может вмешаться. Уинстон представил себя в деловом костюме, а свое лицо – на рекламном плакате. Но скоро видение растаяло. Плакат пожелтел и превратился в объявление о розыске преступника на Диком Западе. Кандидат в Городской совет от Восьмого округа – Уинстон Фошей. Начнем насилие! Уинстон бросил листовку, и ее унес ветер.
Хотя я был бы крутым политиком. Воздушный вихрь закрутил бумажку и швырнул обратно. Она прилипла к бедру Фошея, как домашняя кошка, напуганная дикими джунглями заднего двора. Уинстон сложил листовку и сунул ее в задний карман.
– Борз, их всех убили, всю обойму.
– Ага.
– А мы еще живы.
– Ага.
– Культурный шифр, братец. Изначальный черный человек проявляется как первобытная манифестация дихотомии Земля/Солнце…
– Не начинай.
– Якуб…
– Кроме шуток, не начинай…
Фарик оставил попытки посвятить Уинстона в секреты просветленных благих пяти процентов и переключил свой гиперактивный ум на перебор возможных значений аббревиатуры I-N-R-I. Исключить Необходимость Реанимации Индивида. Измените Настройки Резкости Изображения. Идолопоклонничество, Некрофилия, Религиозное Искупление. И Нахера Разбираться Ищо?
– Борз, зуб даю, I-N-R-I – это что-то по-латыни.
Голова Борзого в этот момент скрылась в окошке для ночной торговли, потому что владелец этой головы пытался общаться с продавцом через несколько сантиметров оргстекла. Если он и слышал Фарика, то не ответил.
Истинный Негр Разрушает Интоксикацию.
3. Борзый и Иоланда
Уинстон не представлял, насколько пьян, пока не добрался до квартиры и не попытался вставить ключ в замок. После нескольких неудачных попыток он применил способ, подсмотренный у соседа, который после каждой получки возвращался домой на бровях. Уинстон присел, прижал указательный палец левой руки к замочной скважине, а зажатый в правой руке ключ приставил к плечу и довел его до цели, используя левую руку как направляющую. Затем попытался как можно тише отпереть дверь, репетируя про себя оправдания перед Иоландой:
– Я был на хате у Пита, а у него, понимаешь, телефон отключили, так что я послал Торуса сказать Джамилле, чтобы передала Юсефу, чтобы сказал Лауре позвонить тебе. Но я не знал, что Юсеф получил судебный запрет для Джамиллы приближаться к нему, с тех пор как она подпалила его за шашни с Вандой. Да он все равно под домашним арестом и никак не мог связаться ни с Лаурой, ни вообще с кем-то.
Он медленно крался по темному коридору, пока яркий свет из спальни не пригвоздил его к стене, как беглого каторжника.
– Можешь не осторожничать, ребенок не спит.
– Ага.
Уинстон рванул мимо спальни в туалет.
– Ты даже на сына не взглянешь?
– А у него что, усы выросли? Я помню, как он выглядит.
Уинстон помочился без рук и вытянул из кармана пакетик для сэндвичей. Вода в нем была мутнее пивной мочи Уинстона. Рыбка забилась в угол и каждые две секунды открывала рот, словно хотела что-то сказать, но не могла вспомнить что. Нажав на смыв, Уинстон поболтал пакетом над водоворотом, размышляя, не избавиться ли ему от новой ответственности.
– Стульчак, – напомнила Иоланда.
– Опустил, – пробурчал он и перебрался на кухню.
За ним шлейфом тянулось долгое приглушенное «бля…». В кухне Уинстон снял с полки глубокую стеклянную миску для кассероли, наполнил водой из-под крана и выпустил туда золотую рыбку. Та сделала по своему новому дому круг благодарности. Уинстон щелкнул пальцем по стеклянной крышке, привлекая внимание рыбки.
– Тут безопасно?
Иоланда держала паузу, чтобы он мог перекусить на скорую руку. Это не отменяло ее обязательного выступления в роли языкатой Черной Мамаши, просто его откладывала.
