– Братан, ты заявился по расписанию, как поезд в Германии, но вел себя, как нюня. Всем приветушки, рад познакомиться – это чего? Надо было влететь, пистолет наголо, палишь направо и налево, как американская кавалерия.
Армелло приставил к губам сжатый кулак и протрубил в воображаемый горн:
– Тут-тудит-ту-ту-ту-ту-у-у… В атаку!
Чарли О’ согласно кивнул.
– Точно. Борзый, если ты не хочешь использовать пушку, отдай ее мне.
Уинстон шагнул от окна, продолжая держаться за дверь. Он смотрел на своих друзей: Армелло за рулем, Фарика и Чарли О’, едва уместившихся на заднем сиденье рядом с детским креслом, и мисс О’Корен. Они напомнили ему экипаж катера из «Апокалипсиса сегодня» перед отправлением вверх по реке в Камбодже, в Бронкс и бог знает куда еще. Он так и слышал голос Роберта Дюваля, перекрикивающего канонаду:
– Ты хочешь оседлать волну, солдат?
– Да, сэр!
– Это хорошо, сынок, потому что либо ты катаешься на волнах, либо идешь в бой.
Уинстон никогда так сильно не хотел кататься на волнах. Он нажал на дверь, захлопнув замок.
– Всем пока.
– У тебя пейджер с собой, парень? – спросил Фарик. Борзый кивнул. – Тогда я тебе скину сообщение через часик-другой. Мы завалим в «Старые времена». Курнем, выпьем.
– Мы, наверное, будем в кино, так что…
Фарик хлопнул Армелло по плечу, и машина умчалась вдаль.
Всю дорогу до школы Уинстон так крепко сжимал руку Иоланды, что они чувствовали пульс друг друга.
– Ты ведь специально ударил того типа, да?
– Ну не случайно же.
– Ты знаешь, о чем я. Ты его осознанно вырубил.
Борзый задрал ногу в воздух.
– «Тимберленд» делает отличную обувь. Водоупорная, подошва нескользящая, упрочненная пятка.
– Спасибо, зай.
– За что?
– Да так…
В квартале от них банда бродяг и наркоманов, нанятая Инес, штурмовала городские автобусы, как коммандос в Энтеббе. Раздав пассажирам листовки, они высыпали на Вторую авеню, застопорив все движение, и принялись засовывать флайеры под дворники остановившихся машин и бросать в открытые окна. Все это под оглушительный вой клаксонов. Уинстон еще сильнее сжал ладонь Иоланды, так что у нее захрустели косточки. Она была единственной реальностью в его жизни. Даже Джорди, который топал перед ними, опустив нос к земле, как муравьед, разыскивающий муравьиные гнезда, казался выдуманным. Светлокожий чувачок, который даже не похож на меня. Иоланда сжала его руку в ответ, немного уняв страхи.
Флаг перед входом в школу был приспущен, а точнее, недоподнят из-за заржавевших блоков. Стоявший у двери иссушенный крэком тип строил глазки девочке-подростку.
– Марвин, ты что тут делаешь? Я думал, мисс Номура наняла тебя раздавать листовки.
– Разговариваю со своей девушкой.
– Ниггер, если я увижу свое лицо в мусорном баке… – Уинстон сплюнул. – Ты проголосовал?
Марвин покачал головой, пытаясь понять, в каком Уинстон настроении. Вроде Борзый не злился, но Марвин предпочел на всякий случай держать дистанцию.
– Я же тебя зарегистрировал там, у Папо.
– Да. И раздавил мой косяк.
– Это я случайно.
– Да, случайно. – Марвин надул губы и уставился в пол, погрустнев от воспоминаний об утраченном крэке и от того, что Уинстон наехал на него при девушке.
– Слушай, ты иди, голосуй, а я отдам тебе твою двадцатку.
Марвин поспешил внутрь. Когда толстая стальная дверь школы медленно захлопнулась за ним, Уинстон повернулся к девчонке.
– Этот ниггер тебе не пара, понимаешь?
Та продолжала стоять, уперев руки в тощие бедра.
– Она ждет денег, – сказала Иоланда.
– Не надо было Марвину обещать двадцать баксов. Сказал бы просто, что побью.
Борзый отсчитал девчонке двадцать долларов. Она ушла, виляя несуществующим пока задом.
– Как быстро они растут.
– Сколько у тебя осталось денег?
– На кино хватит.
Дверь снова приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Марвина.
– Борз?
– Что ты здесь потерял? Ты же должен проголосовать!
– Я не знаю, как тебя зовут. На самом деле.
– Сумасшедший дом, – хихикнул Уинстон. Он подошел к двери и распахнул ее. – Фошей. Уинстон Фошей.
Кабинки для голосования установили в кафетерии. Дежурить там в день выборов выпало Бендито, который со скучным видом бродил возле автомата по продаже газировки. Он первым заметил Уинстона.
– Мир.
– Мир.
Инес стояла за волонтерами, глядя поверх их плеч, как глава экзаменационной комиссии. Иоланда отметилась в журнале и зашла в пустую кабинку, оставив Джорди на попечение отца.
– Мисс Номура, не давите так на них.
– Уинстон, ты не представляешь, на какие подлости может пойти город, чтобы подтасовать выборы. Я только что вернулась с пятьдесят седьмого участка, там перед входом выстроились шесть копов. Местные, особенно те, кто хочет проголосовать за тебя, не захотят проходить через шестерых полицейских даже ради бесплатного пива, не говоря уже о голосовании.
– Да ну, мисс Номура, не может быть, чтобы все было так серьезно.
– Не может? Перед пятьдесят седьмым я была в комплексе «Карвер», рядом с домом престарелых. Знаешь, где они поставили кабинки для голосования?
– Нет.
– В комнате отдыха на восьмом этаже.
– Но в «Карвере» же лифты не работают. Испокон веков.
– Именно. Ты думаешь, старики, которые были так горды тобой на дебатах, поплетутся на восьмой этаж?
Уинстон одними губами, чтобы не слышали добровольцы, задал главный вопрос:
– Сколько я набрал?
Инес начала показывать число на пальцах. На шестидесяти четырех или семидесяти четырех Уинстон сбился со счета.
Больно ущипнув его, Иоланда дала понять, что кабинка свободна. Уинстон зашел туда с Джорди на руках и закрыл за собой занавеску. Потом он подготовил бюллетень, повернув вправо большой красный рычаг машины для голосования.
– Это ты, Борзый? – прошептал Марвин из соседней кабинки.
– Что такое?
– Как пишется твое имя?
– У-И-Н-С-Т-О… Ты что, читать не умеешь?
Раздраженному Уинстону пришлось провести Марвина через всю процедуру, насторожив волонтеров своим громким шепотом. Используя свою машину как образец, Уинстон командовал Марвину:
