– Мой андеграундный проект будет очень радикальным. Настоящий снафф, где ниггеры в масках устраивают засаду на полицейских и проводят полевое тестирование их пуленепробиваемых жилетов. Ребята выходят из кафе, вытирая подбородки… Чпок! Чпок! Называться будет «Офицер ранен». Будем продавать их тут на углу, рядом с пиратскими диснеевскими мультиками. Все доходы пойдут семьям людей, убитых копами.
Уинстон сделал глубокий вдох и начал перечислять имена, вбитые в его голову во время лекций о «полицейском насилии», когда отец еще забирал сына на выходные.
– Эрнест Сайон, Джейсон Николс, Ён Синь Хуан.
Капли горячей слюны Уинстона перелетали на лицо Бендито Бониллы и остывали на легком уличном ветерке.
– Леонард Лоутон, Фрэнки Ардсуага, Аннет Перес…
Бендито и его братья медленно вынули из держателей на поясе тяжелые и крепкие фонари. Уинстон отступил на два шага, громко поцеловал оба свои кулака и посмотрел на дубинки, плясавшие у него перед носом. Бендито рванул вперед с закрытыми глазами, со всей силы рубанув туда, где долю секунды назад стоял Уинстон.
– Я и тебя в этот список впишу!
Занеся кулак, Уинстон уже собрался врезать противнику, как вдруг две тонкие руки обхватили его сзади и отбросили обратно к крыльцу. Прикосновение Инес Номуры было знакомо Уинстону не хуже Иоландиного. Вдохновленные тем, что Уинстона оттащила хрупкая женщина, тройняшки завопили:
– Отпусти его, косоглазая сука!
Когда-то Инес восхищало упрямство братьев; по крайней мере они пытались противостоять издевательствам Уинстона. Но потом Бонилла совершили непростительный грех, став полицейскими, то есть приспешниками капиталистов-эксплуататоров. Энрике подскочил к Инес, сверкая бляхой, отражавшей полуденные лучи.
– Чертова курица, ты новости не смотришь? Коммунизм мертв! Холодная война закончилась. Куба станет пятьдесят первым штатом.
– Пятьдесят вторым, после Пуэрто-Рико! – поправил его Мигелито.
– Заткнись и заткни свою собаку! – взорвался Уинстон.
Инез и Иоланда вполголоса успокаивали его.
– Чего вы ему шепчете?
Иоланда повернулась и показала братьям средний коготь лавандового цвета. Инес вскинула руку в победном жесте и издевательски выкрикнула: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Бендито Бонилла удивился:
– Все эти ублюдки безработные, что ты несешь, кто тут пролетарий?
Братья развернулись, чтобы уйти, разгоняя зевак толчками, угрозами и собачьим рычанием.
– Педрила, – прошипел Армелло в спину Энрике.
Тот, с трудом удерживая Дер Комиссара, бросил через плечо:
– Для тебя – мистер Педрила.
Когда братья «вернулись к патрулированию», то есть подперли каменную стенку неподалеку, Инес спросила Фарика, что произошло.
– Да ничего не было, мисс Номура. Мы обсуждали, как заработать денег.
– Почему у вас все разговоры о деньгах?
– Потому что у нас их нет.
– У меня тоже, Уинстон, но разве я жалуюсь?
– Это потому, что ты постоянно жалуешься на систему. И почему это у тебя нет денег?
– Знаешь, сколько я получаю со своей школы? Тридцать тысяч в год. То еще богатство.
– Да, но у тебя в спальне в рамочке висит необналиченный чек на двадцать тысяч долларов, рядом с фотографиями тебя и детей.
– Это не считается. Это кровавые деньги – взятка от правительства США за молчание, чтобы я забыла про лагеря и не высовывалась, была правильной американкой. Я эту взятку не принимала. Реституционный чек для меня не деньги, а напоминание.
Фарик покачал головой.
– Вы китаянка. На вашем месте я бы обналичил чек и тут же вложился в акции на Гонконгской бирже.
– Я японка.
– Тогда «Никкэй».
– Я тоже получила реституционный чек, – тихо сказала Надин.
Фарик наклонил голову.
– Надин, не пори чушь. Ниггеры никогда не получали и никогда не получат реституции.
– Мое пособие очень похоже на то, что описывает мисс Номура. Но у меня в итоге получится больше денег.
– Смешно.
Обрадованная удачной шутке, Надин принялась болтать ручками Джорди, как рычагом насоса, и «накачала» слюнявых пузырей на губах ребенка.
– Борзый, а у твоего ребенка точно нет бешенства?
Полдень миновал, тени стали длиннее, и вместе с жарой спало напряжение. Соседские дети снова начали игру. Взрослые болтали, как посетители кинотеатра в ожидании следующего сеанса. Как ветераны, они знали, что затишье в суровом Восточном Гарлеме редко бывает долгим.
– Борз, а для коммерческого фильма у тебя какая идея?
– Да, зай, ты так и не сказал.
Улыбка осветила лицо Уинстона, словно фотовспышка. Он сделал вид, что вдевает в глаз монокль а-ля Отто Премингер.
– Представьте себе: «Капитан Хруст – кинофильм».
– Чего? Сухой завтрак? Сбрендил? – Надин повертела пальцем у виска.
– Голливуд переделал в кино все мульты – Флинтстоунов, Попая, Бэтмена, – но никто еще не снимал кино по героям сухих завтраков. А ведь рекламы популярны не меньше мультиков. Капитан Хруст бороздит Молочный океан со всякими приключениями и прочим. Это будет охренительно.
Не в силах противостоять энтузиазму Уинстона, все заулыбались такой привлекательной идее.
– Чтобы сделать кино годным для младшей аудитории, там будут Карлайл и остальные белые детишки-морячки.
Друзья окружили Уинстона, осыпая его вопросами:
– Кто будет играть Капитана?
– Денни де Вито.
– А кто там стоял на руле?
– Морской пес, дурилка. А еще там будет глупый слон по имени Смедли, который ищет хлопья со вкусом арахиса. А знаете, кто будет в роли второго плана?
– Кто?
– Невидимая, бля, птица Гу-Гу!
Компания визжала от хохота, вспомнив, как важны сухие завтраки для детского психического здоровья.
Инес скрестила руки на груди и смотрела на Уинстона и на его друзей, которые смеялись и хлопали себя по коленям. Их радость была так заразительна, что и она хотела присоединиться к ним, но возраст и психологическая дистанция не пускали. Словно Инес стояла, привязанная к столбу, а вокруг с криками и ужимками толпились туземцы.
Борзый утер слезы запястьем.
– Не надо так смотреть на меня, мисс Номура. Я знаю этот взгляд. «Если бы ты нашел выход своей энергии, обуздал свой разум, мог бы стать следующим Малкольмом Иксом». Помнишь, как ты послала мне в тюрьму Коран? Я не рассказывал, но я выменял его на журналы по астрономии, стыренные из библиотеки. Так что можешь забыть эту ерунду про «все необходимые средства».
