Когда Иоланда подошла к кассе, Уинстон отступил на пару шагов, пропустив вперед своих голодных друзей. Это была не дежурная улыбка «Добро пожаловать в Бургер-Кинг», – думал он. – Девочка мне что-то пытается сказать. Иоланда избегала взгляда Уинстона. Она принимала заказы его друзей и безотчетно приглаживала пушок на висках, мысленно повторяя про себя брачную мантру, которая передавалась в поколениях черных женщин: Ниггеры ни хера не стоят. Ниггеры ни хера не стоят. «Ниггеры ни хера не стоят».
– Следующий, пожалуйста, – вежливо объявила Иоланда.
Уинстон подошел к кассе и принялся рассматривать меню. Он не торопился, тщательно подбирал слова для первого разговора с женщиной, которая, как он знал, станет любовью всей его жизни.
– Один воппер с сыром, без огурцов, без лука. Два больших сэндвича с курицей, поменьше соуса.
Иоланда повторила заказ в микрофон, подавив дрожь в голосе.
– Еще что-нибудь брать будете, сэр?
Ой, она попалась, влетела в классическую ловушку любого сердцееда!
Иоланда крепко вцепилась в микрофон и мысленно собралась, ожидая услышать неизбежную «кадрильную» фразу.
– Да, большую порцию луковых колец и два яблочных пирога.
Иоланда испытала одновременно облегчение и разочарование. Может, она ему не понравилась? Может, он смотрел вовсе не на нее, а на транспортерную ленту с жирными бургерами за ее спиной? Она посмотрела на шоколадное лицо Уинстона и повторила заказ. Вспомнив свои правила общения с покупателями, Иоланда перешла к картошке-фри и напиткам.
– Хотите попробовать нашу новую картошку-фри с сыром чеддер? Что будете пить?
– Апельсиновую газировку.
– Размер?
– Примерно с тебя.
Иоланда покраснела, но не растерялась ни на секунду.
– Значит, среднюю.
Уинстон засмеялся, наклонился поближе и втиснулся в ее жизнь.
– Ты из Куинса.
В любом другом случае Иоланда попросила бы покупателя отойти в сторону, чтобы она могла принять следующий заказ. Но сейчас она перевела взгляд с лица Уинстона на его руки, удивляясь, какая гладкая у него кожа.
– Откуда знаешь?
– Серьги-дельфины, волосы в мелкую завивку, на руках больше серебра, чем золота. В тебе есть даже что-то от Лонг-Айленда.
Дедуктивные выводы Уинстона были верными, но Иоланда сделала вид, что не впечатлена.
– Да ну?
– Так откуда ты? Холлис? Кью-гарденс?
– Куинс-виллидж, недалеко от железной дороги. Так сойдет?
– Мне все сойдет, кроме Бруклина. Мужик есть?
Иоланда протянула ему руки с целой коллекцией магазинных обещальных колец.
– А можно его послать куда подальше?
– Конверт есть?
Парни из компании Уинстона, стоявшие за его спиной с подносами тепловатых бургеров в вощеной бумаге, ощутили приступ коллективной ревности, более сильной, чем готовы были признать. Они наперебой принялись «подбадривать» его, чтобы завязывал с флиртом.
– Давай прогуляемся, Чаббси, милый!
– О, мисс Крабтри, у меня такая тяжесть на сердце!
– Тяжесть скоро будет у тебя на губах.
– Через минуту что-то тяжелое будет у девочки на коленях.
Уинстон пытался сопротивляться притяжению своей команды. Ему не хотелось поддаться гравитации дружбы, сбиваться в кучу и возвращаться к привычному «да я то, я это». Разговор спасла Иоланда, отметив тяжесть пустоголового балласта, противостоящего невесомости нарождающейся любви.
– Они что, берегут твою невинность?
– Вроде того.
– Имя у тебя есть?
– Борз.
– А как на улице зовут?
– Борзый.
– Я Иоланда.
Иоланда подвинула Уинстону коричневый поднос, забитый едой, которую он не заказывал. Посреди леса картошки-фри свои холестериновые владения обозревала пятисантиметровая фигурка «Короля бургеров». На его копье красовался чек с номером Иоланды, нацарапанным под суммой заказа.
Уинстон высыпал ей на ладонь комок смятых купюр и пообещал позвонить вечером. Буркнул:
– Ну, ладно тогда. – И он отчалил к своим дружкам, позабыв о сдаче.
Иоланда смотрела ему вслед и представляла, что скажут ее подруги, когда она появится в клубе с грузным костоломом. Таша, как пить дать, скажет: «Какой страшный ниггер, надеюсь, он хотя бы петь умеет». Улыбаясь своим мыслям, она выкрикнула:
– Следующий!
И, даже не оборачиваясь, Уинстон отозвался:
– Я, черт возьми!
Их первое и единственное свидание состоялось в канун Рождества на прогулочном катере, который курсировал вокруг Манхэттена. Иоланда и Уинстон встретились на пристани Бэттери-парка. Уинстон явился минута в минуту (впервые в жизни, исключая случаи, связанные с судебными процессами), Иоланда – с обязательным для независимой женщины опозданием на четверть часа. Уинстон помахал билетами, купленными за неделю вперед, и веселая парочка побежала по деревянному настилу, распихивая локтями приезжих зевак. Они наперегонки взбежали по винтовой лестнице на верхнюю палубу. Иоланда села у иллюминатора, Уинстон втиснулся рядом.
– Не тесно?
– Нормально.
Уинстон поднял кудряшки с ее шеи, которая тут же покрылась гусиной кожей от холодного морского бриза. Иоланда приготовилась к поцелую; вместо этого Уинстон налепил ей за ухом драмаминовый пластырь.
– Что это? – спросила она.
– От укачивания.
– Спасибо, но катер не разгоняется быстрее двух миль в час.
– Узлов.
– Я в курсе.
Судно ползло вокруг заснеженного Готэма, а они все говорили, перекрикивая монотонное бормотание гида, и находили собственные достопримечательности.
– Видишь то здание? – спросила Иоланда, указывая на небоскреб, облицованный известняком и сталью. – Я там работала в позапрошлом году. Тридцать второй этаж, кафетерий.
– Че, правда? Видишь тот коричневый дом через дорогу? Я там спину гнул. «Страддер, Фэррагат и Пибоди».
– И чем занимался?
– Смотрел, чтобы факс не зажевал бумагу.
– И все?
– Так высокие технологии! Целых два дня там продержался.
Динамик на крыше прохрипел:
– Леди и джентльмены, я знаю, что вечер сегодня туманный, но сразу за мостом Трайборо те, кто захватил бинокль, смогут разглядеть сторожевые башни на острове Райкерс. Построенная в 1936 году тюрьма на острове Райкерс была пристанищем таких печально известных преступников, как Сын Сэма, он же Дэвид Берковиц, детоубийца Джоэл Стейнберг, дон мафии Джон Готти и гарлемский наркобарон Ники Барнс…
