— Доктор Герман Маркс тоже сказал, что я типичная англичанка. Я всегда считала, что это комплимент, но, по-видимому, в женщине это означает отгороженность и скованность. Мне снился про него поразительный сон. Будто мы с ним дожидаемся, пока у него из приемной разойдется какая-то непонятная публика, а тогда мы займемся любовью. Но до этого так и не доходит. Знаешь, как бывает во сне. И я на самом деле не лечусь. Была у него всего один раз. Из-за этих прикосновений и обжиманий он как-то не идет из головы, а вообще-то он отталкивающий тип.
— Когда тебе к нему опять? — спросила Гильда.
— Сегодня после обеда. Гильда, я не должна была тебе рассказывать. Я не хотела. Все так любят сплетничать.
— Вот спасибо, — сказала Гильда.
— Не в том смысле, что это ты сплетничаешь… О Господи, как ты усложняешь.
— И Стив то же говорит. Он считает, что это из-за моего лесбиянского прошлого. Он убежден, что у меня было лесбиянское прошлое, наверно, и Спайсеру наговорил. Мужчин такие вещи безумно возбуждают. А я всего только, когда мне было пятнадцать лет, один раз легла в постель со старшей девчонкой, она меня перетрогала всю, с ног до головы, и это, не отрицаю, было восхитительно. Ну и что? Может, забудем мои избыточные эмоции и все такое прочее?
— Я иногда радуюсь своей английской скованности, — сказала Анетта. — Гильда, ты ведь не перескажешь Стиву, что я тебе говорила ты-знаешь-про-что? На самом деле оказалось, я не хотела тебе рассказывать, но психотерапевт, к которому ходит Спайсер, — это жена Германа Маркса, та самая доктор Рея Маркс с множеством заглавных букв после фамилии. У них с мужем общий приемный кабинет.
— Господи!
— Гильда, ты не думаешь, что наш телефонный разговор подслушивается?
— Конечно, нет.
— Потому что, знаешь, я смотрела по телевизору передачу про частных детективов, и оказывается, поста вить на телефон подслушивающее устройство совершенно ничего не стоит.
— Кому это может понадобиться?
— Спайсеру, само собой.
— Анетта, Спайсер прав: ты не в своем уме.
— То есть Спайсер говорил Стиву, что я помешалась?
— Ну, не в точности этими словами, — ответила Гильда.
— Я словно стою не на твердом полу, а на коврике, — сказала Анетта, — и его все время у меня из-под ног выдергивают.
— Не плачь, Анетта. Хочешь, я к тебе прибегу?
— Нет, лучше не надо, — ответила Анетта.
— Почему? Спайсеру это может не понравиться из-за моего лесбиянского прошлого?
— Я сама ничего не понимаю.
— Это заметно. В котором часу тебе надо к доктору Марксу? Чем скорее, тем лучше.
— На мой взгляд, странно все-таки, — сказала Анетта, — что меня пользует муж, а Спайсера — жена. И Спайсер об этом знал с самого начала, но не остановил меня. Разве это этично?
— По-моему, ничего тут такого нет, — сказала Гильда.
— Не само по себе, — объяснила Анетта. — Но ведь они могут не удержаться и начать рассказывать друг другу о своих пациентах.
— Бывает, — сурово подтвердила Гильда. — Весь Лондон наслышан про герпес Эрни Громбека, потому что журналист, ведущий колонку «Светские новости», сидел в ресторане и случайно слышал, как за соседним столиком компания психотерапевтов обсуждала пациентов, называя имена. Но Марксы, я уверена, не из таких. Они — настоящие хэмпстедские врачи, старорежимные и высокопорядочные профессионалы. Говорят друг с другом на медицинском жаргоне, их никто посторонний не поймет. Как тебе кажется, какая она из себя?
— По-моему, на Спайсера она особого впечатления не произвела, — ответила Анетта. — Модный психотерапевт-астролог с гомеопатическим уклоном? Звучит не слишком сексапильно. Хотя кто их знает. Но чего я не могу вынести, как это вдруг Спайсер стал таким доверчивым? Раньше бы он на это не купился. И в его оглуплении я виню доктора Рею Маркс.
— Анетта, — сказала Гильда, — я тебе советую не высказываться против его докторши. А то он станет на ее сторону и ополчится против тебя.
— Но ведь я его жена.
— Мужчина может так дорожить своим психотерапевтом, что это получится еще хуже, чем если бы он завел любовницу. Любовь без секса. Единение душ. Что ты тогда сможешь сделать? Законов против этого нет, общественное мнение этого не осуждает, не приходится рассчитывать, что кто-нибудь при встрече не подаст ему руки.
— М-да, — проговорила Анетта. — Мне, кажется, грозят серьезные неприятности.
— Это доктор Герман Маркс? Говорит миссис Хоррокс. Я сегодня назначена к вам на прием в три часа, но, если можно, я хотела бы его отменить. Я не очень хорошо себя чувствую.
— Тем больше оснований приехать и проконсультироваться со мной, — ответил доктор Герман Маркс. — Молодой женщине в расцвете беременности полагается чувствовать себя здоровее и счастливее всех на свете. Если она испытывает недомогание, причина у нее в голове, а не в теле. Жду вас у себя сегодня в три. Имейте в виду, что я приложил немало стараний, чтобы выкроить для вас время. У меня очень много желающих, которым настоятельно требуется моя помощь.
— Я понимаю, поверьте…
— Так, значит, как уговорились, миссис Хоррокс. Анетта, жду вас в три, согласно расписанию.
— Хорошо, доктор Маркс.
В два пятьдесят две Анетта постучала в дверь приемной докторов Маркс. Впустила ее женщина, сильно за тридцать, с приятным лицом и ласковой, приглашающей улыбкой. У нее были белесые ресницы, глаза навыкате, никакой косметики, одета во что-то серое, волосы жидкие и прямые, стянуты в пучок. Движения изящные, весь облик дышит спокойствием.
— Я провожу вас в кабинет моего мужа, миссис Хоррокс, — сказала доктор Рея Маркс. — Правда, вы явились на несколько минут раньше срока. — Ее голос звучал мягко, тихо и чуть вопросительно. — Мы любим, чтобы пациенты прибывали точно в назначенное время.
— Трудно рассчитать с точностью до минуты, — извинилась Анетта. — На улицах пробки, движение беспорядочное.
— Наши пациенты иногда, приехав заранее, сидят в машинах и ждут условленного часа, — сказала доктор Рея Маркс. — Пользуются минутой, чтобы расслабиться, помедитировать, если они в контакте со своим глубинным существом.
— Я приехала на городском транспорте, — пояснила Анетта.
— Бедняжка, — посочувствовала ей доктор Маркс.
Анетта уселась в кожаное кресло перед столом доктора Германа Маркса. На полу лежал вытертый персидский ковер. В комнате было жарко, потолок пожелтел от табачного дыма. Анетта задремала.
— О, доктор Маркс, вы меня напугали!
— Сделайте милость, зовите меня Герман. Иначе я могу подумать, что я — не я, а моя жена. Так не годится. Два доктора Маркса в одном доме! Когда я женился, моя жена была всего лишь студенткой, просто мисс. А теперь она меня во всем обскакала, включая почетные звания. Вы тут заснули, моя милая. Как это лестно. Вы чувствуете себя совсем как дома!
