— Но я не должна знать ни имени, ни пола этой личности с тонкой интуицией, которая так много для тебя значит?
— Я получил наставление говорить тебе как можно меньше, — ответил Спайсер. — Хотя вполне возможно, что когда-нибудь она сама захочет с тобой увидеться.
— Ах, она? Так я и знала. У тебя с ней роман.
— И я знал, что ты так и подумаешь, — сказал Спайсер. — Поэтому и не хотелось тебе говорить. Она — мой психотерапевт.
— Твой психотерапевт? Ты ходишь к психотерапевту? Ты?
— В моих отношениях с ней нет ничего сексуального.
— Еще бы! Но зачем эта дама астролог/психотерапевт хочет увидеться со мной? И зачем мне к ней идти? И зачем она вообще тебе понадобилась, Спайсер? Ты чем-то болен?
— Дело в том, Анетта, что из-за таких вот сцен и по причине постоянного стресса в результате скандалов, которые ты затеваешь, у меня стало опасно подыматься давление, и я в любую минуту могу умереть от инфаркта или инсульта.
— Давление? Ты же молодой!
— Стресс убивает в любом возрасте.
— Но это ужасно! Что сказали в поликлинике? Как считает доктор Уинспит, это пройдет?
— Я не обращался к доктору Уинспиту. Меня лечит гомеопат.
— Ушам своим не верю, — проговорила Анетта.
— Мне не следовало с тобой делиться, — сказал Спайсер. — Нетрудно было предвидеть, как ты отнесешься. Ни сочувствия, ни понимания; одна истерика.
— Спайсер, я сочувствую тебе всем сердцем. Я страшно беспокоюсь. Но ты же не веришь в альтернативную медицину! Кто тебе внушил обратиться к гомеопатам? Твой психотерапевт? Эта самая дама-астролог?
— Ну, хорошо: да.
— А кто рекомендовал психотерапевта?
— Марион.
— Спайсер! — всплеснула руками Анетта. — Марион идиотка. И ты это знаешь.
— Ну вот. Нельзя было тебе говорить. Мой психотерапевт предупреждала меня, что ты это так воспримешь. Стоит мне хотя бы словом перемолвиться с другой женщиной, и ты сразу вся нахохлилась от ревности и злости. Психотерапия и гомеопатия вылечили Марион от астмы, когда традиционная медицина оказалась бессильна. У меня начались головные боли, появилась муть в глазах. И я воспользовался советом Марион, вот и все. Я не хочу весь остаток жизни жить на таблетках.
— Но этот гомеопат, Спайсер, он тебе помогает? Есть ли от него прок? Это единственное, что сейчас важно. Прости, что я повысила голос, я не хотела, просто от неожиданности так получилось.
— Она назначила крупинки, — ответил Спайсер, — которые надо класть на язык каждый день утром и вечером.
— Она?
— Анетта, прекрати! Я уже чувствую, как у меня повышается давление. Половина человечества — женщины.
— Извини.
— Постарайся не будить во мне зверя. Это меня убьет. — Будить зверя? Звучит довольно странно. Откуда ты взял такое выражение? Наверно, гомеопатический термин? Отдает средневековьем. Ну и как эти крупинки, действуют?
— Да, давление у меня упало. Хотя сцены наподобие этой на пользу не идут.
— Это вовсе не сцена. Просто я волнуюсь. А что собой представляют эти крупинки? Что в них входит?
— Не знаю, — ответил Спайсер. — Мне только сказано, чтобы они обязательно попадали прямо на язык, не соприкасаясь с другими участками кожи, иначе их действие слабеет.
— Вроде полового акта без предварительной ласки. Шок для всего организма.
— Именно.
— Может быть, плохо, а может быть, и хорошо, — сказала Анетта.
— Пошли ляжем в постель и проверим на практике, — предложил Спайсер. — Я рад, что все вышло наружу. Рад, что я это уладил. Теперь можно вернуться к нормальной жизни.
— А заниматься любовью полезно для кровяного давления?
— Лучшее в мире средство.
— Надеюсь, я тем временем освоюсь со всем этим, — сказала Анетта. — Поразмыслю хорошенько.
— Для тебя, Анетта, важно поменьше размышлять. Просто принимай все как есть. Идем наверх.
Зазвонил телефон.
— Не бери трубку, — сказал Спайсер.
— Не буду, — согласилась Анетта.
— Сосредоточь все внимание на мне.
— Хорошо, — сказала Анетта, и они стали подниматься по лестнице, а телефон продолжал звонить.
— Подожди, пока я приму крупинки, — сказал Спайсер.
— Я подожду, — согласилась Анетта. — Спайсер, я надеюсь, психотерапевт и гомеопат — не одно лицо?
— Скажем так, один гештальт, — ответил Спайсер. — Анетта, ты не поможешь мне? Когда я сам их кладу на язык, у меня глаза сводит. Спасибо.
— Что такое гештальт? — спросила Анетта.
— Такое немецкое слово, означает целое, состоящее из частей, которые можно разъединить, но лучше не надо.
— То есть возможно, что они одно лицо?
— На самом деле — да, одно. Она одновременно и целитель, и астролог. Только, пожалуйста, не поднимай панику.
— Она не слишком много денег у тебя вытягивает?
— Бог ты мой, — сказал Спайсер, — разве можно здоровье человека мерить деньгами?
— Нет, конечно, — ответила Анетта.
— Или рассудок? Или душу?
— Дорогой, — сказала Анетта. — Я люблю твой язык. И твои зубы. И рот. Я всего тебя люблю. Как часто ты с ней видишься?
— В настоящее время, пока кризис, четыре раза в неделю, — ответил Спайсер.
— Вот как.
— Чем лучше ты будешь со мной обращаться, тем скорее кризис пройдет.
— Естественно, — сказала Анетта. — Жаль, что ты не хочешь назвать ее имя.
— Анетта, оставь.
— Я ведь могу спать в свободной комнате.
— С тебя станется. При твоей непоследовательности на тебя ни в чем нельзя положиться.
— Другие находят меня вполне последовательной и считают, что на меня можно полагаться, — возразила Анетта.
— Другие, другие! — рассердился Спайсер. — Не нравится мне эта твоя привычка апеллировать к удобным свидетелям. Что еще за другие?
— Извини, — сказала Анетта.
— Извинения приняты, — смягчился Спайсер. — Можешь не беспокоиться, мой психотерапевт/астролог/гомеопат имеет все обычные медицинские дипломы, и вообще я в надежных руках; хотя в данный момент я хочу быть в твоих руках. В одном отношении твоя беременность — отличная вещь: по крайней мере теперь у тебя груди нормального размера.
— Да, но под ними вон какой живот.
— Я не буду обращать на него внимания, — сказал Спайсер. — И ты тоже не обращай. Надень белую шелковую плиссированную рубашку. Я люблю снимать ее с тебя. Ты такая красивая, даже с животом.
