— По-моему, они не советы дают, а разрешают твои внутренние проблемы.
— Что значит «внутренние проблемы»?
— Гильда, ведь ты сама предложила мне обратиться к психотерапевту. А теперь и Спайсер тоже говорит, что это хорошая мысль. Так что, должно быть, они у меня есть, внутренние проблемы, что бы это ни значило. А от куда Элинор Уоттс знает про психотерапевтов? Она вроде бы не похожа на их пациентку.
— Теперь лечиться у психотерапевтов вдруг стало очень модно. Элинор ездит к одному, который принимает в Хэмстеде. Они почти все практикуют в фешенебельных районах. А здесь в них нехватка. Кто-то должен занять эту нишу на рынке. Тут прекрасные большие дома, для семьи слишком просторные, а для клиники в самый раз.
— Наш дом в самый раз для моей семьи. Я его люблю, — возразила Анетта. — И совсем он не слишком просторный.
— Не уходи от темы, Анетта, — сказала Гильда. — Психотерапевт, к которому ездит Элинор, зовется доктор Герман Маркс. Очень знаменитый. Он пишет книги про цели тельную силу прикосновения. У него только что уехал пациент и появилось время на одного желающего. Тебе повезло. Но действовать надо будет немедленно. Элинор сказала, что за молвит за тебя слово. Не пойму, в чем дело, но она почему-то очень хочет, чтобы ты к нему обратилась. Вернее я понимаю. Элинор живет на кругу. А у вас на Белла-Крезент дома круп нее и богаче, вот она и рассчитывает примазаться и перейти в более престижную категорию, оттого что у нее с тобой будет общий психотерапевт. Так у нее работают мозги.
— Выходит, этот доктор Маркс ей не особенно помог, — заметила Анетта.
— Да, но, может быть, без него она была бы еще гораздо хуже.
— Значит, Элинор Уоттс уже знает, что я не в себе? — сказала Анетта. — Вот спасибо! Что ж, надо, я думаю, по крайней мере позвонить и условиться. Элинор покупает наши некомплектные бутылки, я посещаю ее психотерапевта. Так вращаются миры. Доктор Маркс хотя бы мужчина. Хорошо, что можно будет поговорить с мужчиной, а то все одни женщины.
— Благодарю.
— Я не о тебе, Гильда, сама знаешь. Не представляю себе, что бы я без тебя делала.
— Спайсер, — сказала Анетта, — я, кажется, нашла себе психотерапевта. Так что ты ни у кого больше не узнавай. Я не хочу, чтобы все знали, что я не в своем уме.
— Опоздала, — ответил Спайсер. — Я уже попросил Марион, приятельницу твоего знакомого Эрни, назвать не сколько фамилий. Она рекомендует обратиться к любому специалисту из ААП: Астрологической Ассоциации Психотерапевтов.
— Ну, это как раз в ее стиле. Ты же говорил, что надо остерегаться шарлатанов.
— Не смейся над тем, чего не понимаешь, Анетта. ААП входит в ПАЮСН: Психотерапевтическая Ассоциация Юнгианского и Смежных Направлений. Это в высшей степени серьезные специалисты. Как фамилия того, на кого ты вышла?
— Некто доктор Герман Маркс, принимает в Хэмпстеде.
Спайсер минуту молчал. А потом проговорил:
— Н-ну, раз так, значит, так тому и быть.
— Мне почти и нечего рассказывать, — извинилась Анетта. — Даже неловко злоупотреблять вашим временем. Я уверена, что есть много других людей, которым гораздо хуже, чем мне. Дело просто в том, что я после десяти лет счастливого замужества теперь забеременела и вдруг стала относиться к мужу с недоверием, придираюсь по всякому мельчайшему поводу и даже подозреваю, что у него роман на стороне. Знаю, что нет, а подозрение все равно прилипло и не отстает, и мужу уже тошно от моей глупости.
Доктор Маркс рассмеялся добрым и неожиданно обольстительным смехом. У Анетты в голове промелькнули три вопросительные мысли: каково было бы очутиться в его вместительных объятиях? имеется ли в наличии миссис Маркс? и какая она должна быть из себя?
— Вполне возможно, — произнес доктор Маркс, — что это случай простой проекции. У вас за годы близости со Спайсером, наверно, была интрижка на стороне, или две интрижки, или три, и теперь, когда вы беременны, вы чувствуете себя беспомощной, и тут ваша вина, темная сторона вашего «я», начала преследовать и казнить вас.
— Значит, вы можете мне как-то помочь?
— Мой анализ попал в цель?
— Да.
— В таком случае лекарство, я полагаю, будет нетрудно найти. Под лекарством я разумею душевную ясность, покой. Вы натура, как я вижу, неконтактная. И ничего удивительного, вы же англичанка, эта ваша особенность не должна внушать тревоги, как в случае, если бы вы были, скажем, жительницей Средиземноморья.
— Откуда вы узнали, что я неконтактная? Другие так не считают. Мой муж Спайсер, например, упрекает меня в том, что я все время прикасаюсь к людям.
— Вы отстраняетесь от меня. Положите мне на ладонь руку. Что вы при этом чувствуете?
— Чувствую, что попала в ловушку. Вы же меня держите. Отпустите, пожалуйста, мне больно.
— Гм, в ловушку, — повторил он. — Что ж, будем работать с этим, раз не представляется других возможностей.
— Ну? — спросила Гильда. — Как прошел визит? Доктор симпатичный?
— Не знаю, — ответила Анетта. — Похож на гранитную глыбу. Сидит в кресле у камина и выпирает во все стороны.
— Гранит не выпирает, — возразила Гильда.
— Ты спросила, какой он, и я стараюсь дать исчерпывающий ответ. Лет шестидесяти примерно. На лице растительность, как серо-зеленый кустарник на склоне горы. Все лицо заросло — ноздри, уши, глаза, лысина, но там она хотя бы прикидывается шевелюрой, а не листвой.
— Выдумываешь ты все.
— Нисколько. Этот доктор — мужчина с волосатым лицом. Из волос торчит крючковатый нос, а рот скривлен на сторону. Может быть, он перенес небольшой инсульт. Прононс у него центральноевропейский, от которого чувствуешь себя последней дурой. На животе старые часы на цепочке, и он ими все время покачивает.
— Просто кошмар какой-то, — сказала Гильда.
— То и дело скребет пальцами подбородок, и хлопья сухой кожи осыпаются на брючины. Брюки из твида, так что перхоть не заметна.
— И к такому человеку ты относишься всерьез?
— Он велел мне положить руку ему на ладонь. Я поло жила. А он вывернул мне руку и вцепился в запястье. У него руки в коричневых пятнах и ужасно сильные, до сих пор остались красные вмятины, завтра, наверно, будут синяки.
— Но он хоть помог тебе?
— Кто его знает? Может быть, если бы не разговор с ним, сейчас мне было бы еще хуже. Он кажется бесполым, потому что иностранец. То думаешь, вроде бы он тебя лапает, то стыдно становится за такие вульгарные и идиотские мысли. Какая-то привлекательность в нем есть, но не по линии женско/мужской, а просто это очень сильная натура.
— Но все-таки благодаря ему тебе стало лучше?
— Пожалуй. Я ему кое в чем призналась. Хотя это была только наша первая беседа. Это как нарыв проколоть.
