Когда пришло это письмо Барни Ивенса с объявлением финансового помилования, Ангел испытала большое разочарование — она надеялась, что неумолимая необходимость понудит остальных дать согласие, чтобы она подрабатывала в Путеводной Звезде у Уны Масгрейв. А теперь они могли по-прежнему вести респектабельную жизнь в «Клэрмоне», пользоваться в магазинах кредитной карточкой и платить Раму, а 400 фунтов тратить на кино или на обед в ресторане, когда заказывать еду в номер становилось невтерпеж.
— Антея, конечно, тратит четыреста фунтов в месяц на собачий корм, — сказала Анджелика. — Подлый скаред.
— И даже больше, — сказала Джелли.
Леди Райс ограничилась вздохом.
Отдых и отсутствие напряжения пошли им на пользу. Физически они чувствовали себя хорошо. Плавали в бассейне отеля; пользовались его салоном красоты. И у них было общество друг друга. Иногда им звонил Рам, если был свободен; в номер они его никогда не приглашали, но он нашел автостоянку посовременнее, не такую душную, где-то на задворках магазина «Хэрродс», а «вольво» был удобен и привычен, и затемненные стекла подразумевали ту степень запретности и риска, которая способствовала их сексуальности. Самый обыкновенный служебный лимузин, покачивающийся на рессорах. Ничего необычного.
Ангел взрослела; Анджелика избавилась от гнетущих тревог; дух леди Райс больше не метался туда-сюда в поисках своего чудовища; Джелли втянулась в работу над книгой на абсолютно неожиданную тему: «Служанка глазами художника», и они постоянно посещали картинные галереи и (как, во всяком случае, считали) расширяли свой культурный кругозор — его, как они чувствовали, им всегда немного не хватало. От Аякса — ни слова. Все было отлично, пока никто не пытался копнуть поглубже.
И вот Ангел словно бы с полной наивностью спрашивает, нельзя ли ей поехать посмотреть Райс-Корт. Зачем? Какой смысл возвращаться к прошлому? Слишком много внезапных ударов и травм было с ним связано. Лучше забыть его. Если когда-то они честолюбиво мечтали стать единой личностью, это время давно миновало. И вообще, приходило им в голову, они точно такие, как подавляющее большинство женщин, — делимые на части, но только в отличие от большинства осознали эти части. Вначале это приводило к неприятностям, однако теперь наступила гармония.
Во всяком случае, так они верили в своем безумии.
— А почему нет? — спросила Ангел. — Рам может отвезти нас туда. Как на экскурсию. Другие же люди посещают Парки Наследия, так почему нельзя нам?
— Я тебе объясню почему, — сказала леди Райс. — Потому что это разобьет мне сердце. Потому что я все еще мучаюсь от унижения и стыда; и предпочитаю не думать об этом. Я отвергнутая женщина. Я была хозяйкой Райс-Корта, а теперь ты хочешь, чтобы я посетила Аттракционы, точно туристка? Никогда.
— По-моему, вполне можно съездить, — сказала Анджелика. — Я могла бы навестить мою мать. Собственно, давно пора. С Эдвином мы постараемся не встречаться, и вообще.
— О нет! — сказала Джелли с едким сарказмом. — Конечно, нет.
— Так ведь все это давно позади, — сказала Анджелика.
— Если бы мы надели парик, — сказала Джелли, — то могли бы посмотреть на него, а он нас не узнал бы. Пожалуй, мы поехать можем. Но только переодетыми.
— Он бы нас все равно не узнал, — сказала леди Райс и расплакалась, чего с ней давно не случалось. И больше она не сидела часами на краю кровати, глядя в пространство, настолько поглощенная своими горестями, что не испытывала скуки. Так часто сидят оглушенные, обездоленные, преданные — руки опущены, кисти бессильно свисают, рот чуть приоткрыт, будто они в трансе.
— Здорово! — завопила Ангел. — Три против одной! Едем. В следующий же раз, как позвонит Рам…
И в следующую же субботу Ангел на углу поджидала Рама, облаченная в клевые шмотки — иными словами, слои темной ткани, перемежающиеся обрывками кружев, мужские носки, тяжелые ботинки, купленные на рынке в киоске подержанных вещей. Тугой атласный жилетик под рваной кожаной курткой сжимал и приподнимал ее груди.
Сверкающий «вольво» Рама свернул на Дэвис-стрит. А вот и его клиентка прислоняется к фонарному столбу и пускает в воздух клубы дыма, точно Марлен Дитрих. Машина затормозила и остановилась на линии «стоянка запрещена».
— Это что, мода такая? — спросил он. — Или камуфляж?
— Не то и не другое, — сказала Ангел.
Он распахнул перед ней дверцу. На нем вместо шоферской формы был костюм. Прохожие таращили на них глаза.
— Мне нравятся многоликие женщины, — сказал он, когда они повернули на север. — Ни для кого другого я бы этого не сделал. По субботам я играю в футбол.
— Женщины не склонны ограничиваться одной личностью, — сказала Ангел, — даже в самые благополучные времена. А с мужчин хватает одной.
— Все твои мне нравятся, — рискнул он сказать, хотя она не поощряла такие душевные интимности. Ее интересовало только его тело. И он удовольствовался тем, что сказал, будь он на ее месте, так не поехал бы повидать экс-мужа в таком виде, а она сказала, что в этом случае очень удачно, что он не на ее месте, и они замолчали. А когда у бензоколонки Ангел пригласила его присоединиться к ней на заднем сиденье, он отказался — очень тактично. Она явно находилась в стрессовом состоянии. Он прежде нередко замечал в зеркале заднего вида, как она жестикулировала, шевелила губами, что-то бормотала, а иногда хлопала себя по запястью, хотя последнее время это случалось гораздо реже. Она говорила с ним разными голосами, отдавала противоречивые распоряжения. Он сообразил, правда, совсем недавно — а до этого такие моменты очень его пугали, — что их было четыре. Начала все Ангел, но теперь он предпочитал Анджелику — она предоставляла ему больше времени для накопления и выражения простой нежности. Хотя мгновенный энтузиазм Ангел, ее мгновенная реакция оказывались, бесспорно, очень полезными, когда времени бывало в обрез, а их уединение — сомнительным. Ему не нравилось оставлять женщину неудовлетворенной, а от того факта, что с Анджеликой так случалось часто, уйти было некуда, пусть она и клялась, что совсем не в претензии. Джелли вызывала грешное, пьянящее возбуждение, и он не спал ночами, мечтая о ней. Леди Райс требовала заверений в любви, и он ее заверял — лживо. Но ведь и она лгала. «Я люблю тебя», — твердила она мечтательно и маниакально, но, казалось ему, это стало бы правдой, только если бы он так или иначе причинил ей боль. Предлагая четвертушку своего «я», какое вы имеете право ожидать, что вам в ответ предложат «я» целиком? Его клиентка могла распоряжаться его телом — и все. Да и то, если не угрожала учудить что-нибудь. Но он тем не менее считал ее своей подружкой и другой не обзаводился. У него развился вкус к многослойности. А девочки эти часто казались до нелепости самостоятельными.
Порой он ощущал себя неведомым обитателем морских глубин, которого высокий прилив выкинул на берег. И вот он беспомощно лежит на песке. Вода отступила, оставила его. Иногда он на миг сознавал, что погружен в анабиоз и ждет возвращения в родную стихию. Но тут же говорил, что переживает кризис личности, только и всего. Выводил «вольво» из гаража, полировал, надевал шоферскую фуражку и говорил: это я, это я.
