— Ну, так я буду, — говорит Джелли, чей рот вновь занят разбухшим и дергающимся членом Брайана Мосса, которого упоминание о деньгах всегда взбадривает.
— Мне наплевать. Да ради Бога.
— Она героиня, — говорит леди Райс. — Нет, правда.
Брайан Мосс прервал Джелли, повалил Джелли на диван и задрал ее юбку. Наконец-то желание возобладало над виноватой совестью.
— Мне надоело пробавляться эрзацами, — говорит он.
— Он любит меня! — восклицает леди Райс.
— О! О! О! — восклицает Ангел в экстазе, сплетая ноги на седалище Брайана Мосса; ее уст не запечатать, дыхание не успокоить. Остальные сдаются и начинают думать об алиментах.
(24)
Ангел гуляет
Ангел читает нотацию леди Райс. Если они все вот так подчинились Брайану Моссу, почему она сторонится Рама? Она, Ангел, получала большое удовольствие от поездок на работу. Даже на заднем сиденье «вольво» в подземной автостоянке Рам был куда лучше Брайана, который, конечно, тоже неплох, но заторможен. Слишком много волнуется, что изменяет Ориоль, что постоянно запертая дверь его кабинета может привлечь нежелательное внимание, и не способен отдаться страсти по-настоящему. Только похоть, никакой любви, самозабвения. Время и уединение вполне могли бы поднять возможности ее босса на должную высоту, но где их взять?
— Мог бы и не волноваться из-за соблюдения осторожности, — сказала Джелли. — Поздно спохватился. Все давно сплетничают. Ничего похожего не случалось, сказала мне Холли из бухгалтерии, а ей девяносто по меньшей мере, с тех пор как старый Джеральд Кэттеруолл перепихнулся с Уной Масгрейв перед тем, как она исчезла.
— Но теперь ведь мы никак не можем продолжать с Рамом, — сказала леди Райс. — Пусть раньше это и было возможно, но ведь нельзя же совмещать двоих мужчин, не правда ли?
Ангел захохотала, и леди Райс надулась.
— Холли из бухгалтерии слепа как крот, слава Богу, — сказала Анджелика. — Вот почему оплачиваются счета «Клэрмона». А что, если она обзаведется новыми очками? Что тогда? — Полнота отношений с Брайаном Моссом разбередила заново все ее тревоги. Она грызет ногти. Ангел оскорбляется.
— Ладно, завтра я с Рамом, — говорит Ангел. — Я попрошу его заехать на стоянку, и никто из вас меня не остановит. Что скажешь, Джелли?
— Я скажу, — сказала Джелли, — идет! У девочки может появиться прямо-таки аппетит к таким вещам. Я чувствую себя так бодро, непривычно, беспокойно. Я бы хотела, чтобы у нас с Брайаном была настоящая кровать, а не конторский диван; ему негде было развернуться. Но я не хочу пострадать. Не хочу складывать много яиц в одну корзину; да, поедем с Рамом на автостоянку. Распределим ношу. Анджелика?
Анджелика сказала:
— Ладно. Зря я обгрызла ногти. Может, это меня отвлечет.
Леди Райс сказала:
— Нет-нет-нет. Так нельзя. Секс с шофером? Это унизительно. Если кто-нибудь узнает, меня объявят нимфоманкой. И все эти годы добродетельной жизни пустить на ветер! Я не могу.
Но Ангел сказала:
— Извиняюсь, леди Райс, три голоса «за», один «против». Ты в меньшинстве. А я, правда, не могу просидеть еще вечер в этом хреновом отеле. Я пошла гулять, и вы все пойдете со мной.
— Куда? — спросили леди Райс, Джелли и Анджелика с некоторым испугом, но Ангел только захохотала и пристегнула свои чулки-сетки к подвязкам, свисавшим с ее кружевного пояса.
— Мне нравится, как он сжимает мне талию, — сказала она, — и как резинки тянутся вдоль ног. Терпеть не могу, девочки, ваши практичные колготки.
Анджелика и Джелли замолкли; выбора у них не было; только дать полную волю и взбалмошному, и упрямому эго. Удержать ее было невозможно. Она, Ангел, завладела их органами чувств — это она двигала руками и ногами, использовала рот, скашивала глаза. Верх остался за ней. Попозже, вместо того чтобы смотреть телевизор или уснуть, они все, включая леди Райс, спустились в бар, сопровождая Ангел, и позволили ей заказать тройной джин и раза два подмигнуть итальянской паре, мужу и жене, элегантным и искушенным, которые на отдыхе, казалось, искали третьего в свою постель. У Ангел было чутье, кому подмигивать и на чьи улыбки отзываться. Отозвалась Ангел именно так, как надеялись супруги, и они заплатили ей аванс. Двести фунтов наличными.
— Я реалистка, — объяснила Ангел остальным словно в извинение, когда брала деньги. — Мы же предоставлены самим себе. Мы не сможем продолжать работать у Брайана Мосса до скончания века. Рано или поздно, но он узнает. Нас уволят. И тогда что? А так у нас есть в запасе другая карьера.
— Потаскушка, шлюха, стерва! — неистовствовали остальные. Но Ангел и ухом не повела. И они испугались, что она и дальше не станет их слушать. Им пришел конец. «Наличные по завершении», как выяснилось, получить не пришлось. Ангел еще повезло, что она осталась живой.
На следующий день пришлось расплачиваться, да еще как! Леди Райс была так разъярена, несчастна и готова наложить на себя руки, что Ангел, присмиревшая, жалкая, поклялась, что никогда больше не повторит, — под угрозой, что леди Райс примет слишком большую дозу снотворного и прикончит их всех. Ангел запомнила урок. Больше никогда она не будет смешивать секс и деньги. Тут Джелли пришлось прогулять работу, чтобы оправиться от ночных эксцессов, а потому они не отправились на автостоянку с Рамом, и она чувствовала себя слишком разбитой, чтобы позвонить Брайану Моссу и предупредить, что не придет. И он подумает, что она вообще ушла от него. И не расстроится, заявила Анджелика, а Джелли, обвинив ее в грубом цинизме, вскоре умолкла — так она была измотана.
Под вечер они почувствовали себя лучше. Анджелика высказала мнение, что мир запретного секса слишком уж полон эвфемизмов, чтобы быть безопасным. Тебя могут убить, задушить или засечь до смерти, а затем избавятся от твоего трупа, и кто про это узнает? «Присоединиться к супругам в постели» звучит очень уютно, снежно-бело-простынно, зевотно и тепло, а оказалось знобяще холодным и негигиеничным, сведясь к срыванию одежды, хлыстам и наручникам, пока жена символически мстила любовницам мужа за прошедшие десять лет, с его согласия, а муж затем утвердил свое право иметь их, как, когда и каким образом ему угодно. Она заметила, что есть какое-то мазохистское наслаждение в роли жертвы, не имеющей выбора, но есть разница между тем, чтобы быть Скверной Девчонкой и Шлюхой, а под конец, если они выживали, шлюхи теряли свои золотые сердца от непрерывного соприкосновения с избытком зла и отчаяния; и они обзаводились безжалостными холодными глазами и безжалостной фальшивой улыбкой, которые пугали детей.
Она смирится с Ангел Скверной Девчонкой, но не Шлюхой. Понятия людей об этих последних чересчур романтичны.
— Ладно, ладно, ладно, — сказала Ангел. — Я усекла.
— Мне было так страшно, — сказала Анджелика.
