— Бедняжка Сьюзен! Но ты поступила правильно. Мы все должны стараться поступать правильно.
Леди Райс пришлось сесть, приткнувшись к краю дивана, пришлось кое-как встать на ноги без посторонней помощи. Эдвин помогал расстроенной бедняжке Сьюзен добраться до единственной свободной спальни на верхнем этаже. В то время специалисты по интерьерам оккупировали все, кроме этой.
Вот так личность Анджелики перфорировалась, позволив ей хотя бы временно удалиться из жизни на покой; она могла считать себя удачницей — кто-то прохаживался за кулисами ее души, ожидая своего выхода, чтобы сменить ее. Анджелика могла просто и внезапно уйти, не выдержав стольких ударов. Чья угодно голова не выдержала бы. Травма, шок, обморок, ранящее слово, доказательство измены, удар по затылку, любое посягательство на личность — и кто способен предсказать, кем вы будете, когда придете в себя? А если для начала у вас избыток имен да еще титул, искажающий взгляд на вас других людей, откуда вам знать, кем вы были вначале? Избыток внутренних персонажей в поисках склеивающей личности, и слишком мало тела на всех!
Леди Райс легла в постель, куда вскоре за ней последовал Эдвин. Он выразил надежду, что ей стало лучше, но ей следует стараться переключить внимание со Сьюзен на себя. Такая нелепость — изображать обморок. Ведь все же знают, что она сильна как лошадь.
Запинаясь, леди Райс извинилась и попробовала убедить мужа, что это неправда про нее и Хамфри и про нее и Ламберта тоже, но Эдвин только попросил ее помолчать — какое это имеет значение, да и в любом случае женщины всегда все отрицают, ты ведь сама мне это сказала не далее как сегодня вечером. Леди Райс подумала, что ей лучше помолчать.
«Бедная я, бедная я, бедная я», — вздыхала Сьюзен, теперь долговременная гостья, по всему Райс-Корту. Бедная Сьюзен, повторяли все. Выброшенная из своего дома, разлученная со своим ребенком. Немногие сторонники Хамфри — его родители, Розамунда, горстка шапочных знакомых, вроде человека на почте, который ненавидел всех женщин, или блюстителя живых изгородей и канав, который верил в НЛО, — уговаривали Хамфри пойти в дом своего соперника и избить Клайва, однако Хамфри, хотя и злобствовал на женщин, на Сьюзен, Натали, Розамунду и леди Райс, поскольку каждая так или иначе была причастна к легитимизации распутства его жены, — они поощряли это распутство, санкционировали его! — так и не встретился со своим рогоснабженцем лицом к лицу. Даже в подобных обстоятельствах, жаловалась Розамунда, мужчины стоят друг друга. Неверную жену убивают, ее любовника пальцем не трогают, и чаще всего он остается вообще безнаказанным.
«Выгоните эту женщину, — умоляла миссис Макартур. — От нее одни неприятности». Но леди Райс настолько утратила ясность в своих отношениях с внешним миром, стала такой забывчивой (уж не ушибла ли она голову, когда упала?), что была способна предвидеть лишь ужасы, которые воспоследуют за ложным обвинением, и с этих пор поглядывала на миссис Макартур с опаской, а не с доверием. Если леди Райс и Эдвин могут как-то помочь Сьюзен, они ей помогут.
Сьюзен крайне мила, слезоточива и все время чем-то доверительно делится. Леди Райс свозила ее к адвокатам Райсов — ведь четыре недели спустя Сьюзен все еще была выброшена из своего дома, все еще разлучена со своим маленьким Роландом. Хамфри все еще отсиживается в Железнодорожном коттедже, а если ему пытаются звонить, то жуткий свирепый голос кричит тебе в ухо: «Стерва! Дырка!» Снова, и снова, и снова. Он свихнулся, в этом согласны все. Что-то вроде фуги. Полагали, что он все-таки придет в себя. Розамунда сказала, что это вполне возможно, если ей удастся отгонять от него психиатров. Она считала, что маленькому Роланду ничто не угрожает: его бабушка с дедушкой, Молли и Джек, переехали к Хамфри и иногда мягко отбирают у него трубку и кладут на рычаг с «простите, звонящий».
Но адвокаты Райсов, призванные Эдвином, сумели все устроить: предъявлены судебные постановления, Хамфри не дали прийти в себя — его выселили из дома, Сьюзен водворили туда, маленький Роланд снова с ней, еще и шесть недель не прошло. Клайв и Натали попытались помириться — остались под одним кровом, но Натали плакала не переставая, даже антидепрессант Розамунды не помогал.
От всех этих тревог Сьюзен потеряла ребенка (хотя миссис Макартур утверждала, что причиной были злоупотребление джином и ванны нарочно с очень горячей водой). Все винили Хамфри за его патологическую ревность, за убийство нерожденного ребенка — ведь он же причинил столько мучений его матери. Сьюзен никто ни в чем не винил. Всем было ясно, что Хамфри принудил Сьюзен к неверности. Он же был явно неуравновешенным. А Сьюзен, такая искренняя, такая наивная, такая обворожительная, такая порывистая, ну никак не могла таить инстинкты бракоразрушительницы, что бы там ни утверждали Натали, Розамунда и Хамфри; эта троица уже видела в Сьюзен не столько охотницу до мужчин, сколько маниакальную ненавистницу жен. А за Натали, по словам всех, кроме Розамунды (у которой был доступ к ее медицинской карте, но не право говорить о своей пациентке), тянулся длинный хвост супружеских измен, увенчавшийся ее нынешней связью с коллегой по работе. Клайва тоже следовало пожалеть, а не винить. Если бы только Клайв и Сьюзен могли соединиться! Сумасшедший Хамфри, собственница Натали, утверждалось дальше, стоят на пути истинной любви.
Перед тем как покинуть кров Райс-Корта, Сьюзен сказала леди Райс с подкупающей искренностью:
— Даже не думай, что у Эдвина могло что-то быть со мной. В конце-то концов ты моя подруга.
Однако за взглядом прятался взгляд, за улыбкой — улыбка, и попозже они толкнули леди Райс сказать Эдвину в постели, когда она, против обыкновения, не отвернулась от него, а повернулась к нему (леди Райс была покладистей Анджелики и с чужими чувствами считалась больше, чем с собственными):
— Вы со Сьюзен когда-нибудь?..
А Эдвин очень удивился и сказал:
— Бога ради! Сьюзен для меня как сестра. Я очень к ней привязан, Анджелика. Такое длинное имя — Анджелика. Не сократить ли нам его? Например, в Англу? — и он от души засмеялся, но леди Райс стало не по себе. Такое имя выбирают для кого-то в отдалении.
Как-то с большим отвращением Эдвин рассказал дома, что встретил на улице Хамфри и Хамфри в него плюнул. Плюнул! В кругах, взрастивших Эдвина, супружеская неверность имела широкое распространение, но никто ей никакого значения не придавал, никто не расхаживал с вытянутой физиономией, все держали себя в руках и никто НЕ ПЛЕВАЛСЯ. Леди Райс почувствовала, что она к этим кругам не причисляется и вообще ответственна за скверное поведение Хамфри. Друзья, которых она подыскала мужу, не были, как выяснилось, достойны чести знакомства с ним. Раза два к ним заглядывала Боффи Ди; Антея решила, что собаки разжирели, и уговорила Эдвина совершать с ними долгие полезные прогулки. Эдвин соглашался с такой неохотой, что леди Райс ни секунды не подозревала за этим ничего, кроме пристрастия Антеи к здоровым животным. Не к счастливым — Антея говорила с собаками резко, и они старались не приближаться к ее сапогам для верховой езды на расстояние пинка, — но к собакам с литыми мышцами, глянцевой шерстью и приятным дыханием. Эдвину прогулки эти, бесспорно, шли на пользу — он возвращался домой раскрасневшимся, полным энергии. Пребывание Сьюзен в их доме делало его медлительным и мрачным. Но теперь все о’кей, думала леди Райс. Все уладилось.
