Я глянул на доски со всей этой калькуляцией плюсов и минусов в гроссбухе вины Хэртстоуна, а затем перевел взгляд на монеты, поблескивавшие на просторах из синей шерсти. Как же, видно, старался маленький восьмилетний Хэрт заработать любую малость, чтобы синяя шкура хоть ненамного покрылась золотом.
Меня затрясло.
– Я думал, родители в детстве били тебя, ну или еще что-нибудь в этом роде, но реально-то все оказалось гораздо хуже.
– О нет, сэр, – возразила мне Инге. – Побои здесь только для прислуги. Но правда ваша. – Она, поежившись, зябко потерла руки. – Хэртстоуну приходилось гораздо хуже.
Выходит, ее здесь били. И она говорила об этом так, словно речь шла о чем-то вполне обычном. Ну там сток, например, засорился в раковине или печенье чуть-чуть подгорело в духовке.
– Я разнесу это место в клочки, – свирепо проговорил я. – А потом выкину твоего отца…
Меня заставил осечься взгляд Хэрта. Слова застряли у меня в горле. Да, он был прав: это не мое дело и не моя история, но тем не менее…
– Хэрт, мы не можем играть в больную игру, которую он нам навязывает, – принялся убеждать его я. – У нас просто нет времени. Если он нам согласен помочь только после того, как ты выплатишь свой вергельд, все пропало. Сэм будет вынуждена через четыре дня выйти за великана. Значит, нам остается только самим взять камень и, прежде чем Олдерман обнаружит пропажу, смыться в другой мир.
– Нельзя, – отверг с ходу мой план Хэртстоун. – Камень должен нам быть подарен. Он работает, только если владелец отдал его добровольно.
– А еще здесь есть стража, – добавила Инге. – Охранные духи, с которыми лучше тебе не встречаться.
В общем-то я примерно что-то такое и ожидал, но это не помешало мне разразиться потоком ругательств, от которых у бедной девушки покраснели уши.
– А рунная магия? – посмотрел я, немного придя в себя, на Хэрта. – Неужели не можешь наколдовать достаточно золота, чтобы ковер целиком им покрылся?
Он покачал головой.
– Вергельд не выплачивают обманом. Золото следует заработать или завоевать. Обязательно требуется большое усилие.
– Но тогда это займет годы, – ужаснулся я.
– Возможно, и нет, – глядя на синюю шкуру, пробормотала Инге. – Есть способ ускорить процесс.
– Какой? – встрепенулся Хэртстоун.
Инге сцепила руки, переплетя пальцы, – жест, который вообще-то обозначает женитьбу, но, полагаю, на самом деле она не имела в виду ничего подобного.
– Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, – снова заговорила она. – Но ведь есть Осторожный.
Хэрт, вскинув руки, с недовольным видом прожестикулировал:
– Нашла время шутить. Осторожный – это легенда.
– Нет, это правда, – убежденно проговорила девушка. – И я даже знаю, где он находится.
Хэрт, пораженно на нее глядя, ответил руками:
– Но даже если… Нет… Слишком опасно. Все, кто пытались у него взять, погибли.
– Не все, – покачала головой Инге. – Риск, конечно, большой, тут ты прав. Но я знаю: тебе удастся, ты сможешь.
– Стойте! – вмешался я. – Вы о чем и о ком? Кто такой Осторожный?
– Он гном, – откликнулась Инге. – Единственный гном в Альфхейме, не считая, конечно… – И, не договорив, она кинула выразительный взгляд туда, где лежал наш окаменевший друг. – У Осторожного столько золота, что оно с верхом покроет всю эту шкуру. Если готовы пойти на смертельный риск, могу объяснить, как до него добраться.
Глава XXV. Не Хэртстоун, а Хэртстырил, я прав?
Повести речь о чем-то, что вам сулит почти неизбежную смерть, а затем, пожелав спокойной ночи, отложить продолжение темы до завтра, как-то в корне неправильно.
Тем не менее Инге решительно и весьма здравомысляще настояла: мы не должны отправляться за гномом до завтрашнего утра, потому что сперва нам необходимо как следует отдохнуть и выспаться. Принеся нам по комплекту свежей одежды, подушек и одеял, а также еду и питье, она унеслась по каким-то своим делам. Возможно, ей предстояло вытереть еще где-нибудь лужи или пыль в нишах с артефактами или заплатить мистеру Олдерману пять золотых за великую привилегию оставаться его служанкой.
Я хотел обсудить хоть что-нибудь с Хэртом, но он решительно не был настроен ни на беседу о гноме-убийце Осторожном, ни на сочувствие по поводу смерти матери и продолжавшего жить отца. После ухода Инге мы быстро поели в мрачном молчании, а затем Хэрт показал мне знаками: «Нужно спать», – и рухнул на свой матрас.
Я из вредности решил улечься на синей шкуре. Ощущение странноватое, однако не часто ведь выпадает возможность поспать на подлинной стопроцентной шерсти Писи-в-колодце.
Хэртстоун мне объяснил: солнце в Альфхейме никогда не исчезает. Дойдя до горизонта, оно вновь поднимается, как летом в Арктике. Поэтому я беспокоился, смогу ли заснуть, раз ночи здесь фактически нет. Тревога моя оказалась, однако, напрасной. Ведь в комнате Хэрта окна отсутствовали, и щелчок выключателя погрузил ее в полную тьму.
Что мне, собственно говоря, и требовалось. Денек-то у меня выдался крайне насыщенный. Сперва пришлось драться с демократическими зомби, а затем меня выкинули из самолета прямиком в богатые пригороды Элитхейма. Словом, успел как следует утомиться к ночи, а шерсть злого синего существа оказалась на удивление мягкой и теплой. Поэтому, не успев на нее улечься, я погрузился в глубокий, но не особенно безмятежный сон.
Вот уж не знаю, есть ли у древних скандинавов бог снов? Если да, то я намерен, как только выдастся время, найти его дом. Позаимствую у Самиры ее боевой топор и разнесу им в клочья кровать, на которой спит этот бог! Нельзя же так издеваться над человеком, особенно если ему предстоит наутро смертельно опасное дело!
Меня посетила уйма тревожных и совершенно лишенных смысла видений. Сперва я вновь оказался на дядиной яхте во время шторма. Дочери Рэндольфа истошно орали из капитанской рубки. На палубе, безо всяких на то оснований, зачем-то возникли Амир и Самира. Шторм кидал их на противоположные стороны палубы, и они тщетно пытать соединить руки, чтобы волна не смыла их в море.
После этого меня перенесло в вальгалльский номер Алекс Фьерро, которая исступленно метала через весь атриум керамическую посуду. Локи перед зеркалом у нее в спальне сосредоточенно поправлял бабочку с турецкими огурцами. Мимо него летала посуда. Шмякаясь о стену, она превращалась в осколки, а он ровным голосом говорил:
– Я, Алекс, ведь не прошу ничего особенного, но должен предупредить: альтернатива окажется для тебя весьма неприятной. Думаешь, раз умерла, тебе терять больше нечего? Ох, как ты ошибаешься.
– Вон! – проорала Алекс.
Локи к ней повернулся, но это уже был не он, а женщина с длинными рыжими волосами, сияющими глазами и идеальной фигурой, которую самым что ни на есть выгодным образом облегало вечернее платье из шелка изумрудного цвета.