На полу, в уголке, сиротливо притулился широкий матрас, застеленный белыми простынями. Ни подушек, ни одеял, ни покрывала. Слева виднелась дверь, по всей видимости, ведущая в ванную, а справа – распахнутый встроенный шкаф, где висел одиноко костюм. По виду он был вполне впору взрослому Хэрту, однако фасоном и цветом не отличался ничем от того, в котором позировал для портрета ушедший безвременно Андирон.
На стенах висели белые доски, каждая величиной со школьную, и на каждой виднелись надписи, тщательно выполненные крупными печатными буквами.
Надписи черного цвета гласили:
СТИРАТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО СВОЕ БЕЛЬЕ ДВА РАЗА В НЕДЕЛЮ = + 2 ЗОЛОТЫХ.
ПОДМЕТАТЬ ПОЛ НА ОБОИХ ЭТАЖАХ = + 2 ЗОЛОТЫХ.
ВЫПОЛНЯТЬ ПОЛЕЗНЫЕ ЗАДАНИЯ = + 5 ЗОЛОТЫХ.
На остальных досках надписи были сделаны красным:
КАЖДЫЙ ПРИЕМ ПИЩИ = – 3 ЗОЛОТЫХ.
ОДИН ЧАС СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ = – 3 ЗОЛОТЫХ.
СТЫДНЫЕ НЕУДАЧИ = – 10 ЗОЛОТЫХ.
Я насчитал с дюжину таких списков и содержащихся рядом с ними нравоучительных призывов:
НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ.
СТРЕМИСЬ БЫТЬ ДОСТОЙНЫМ.
НОРМАЛЬНОСТЬ – КЛЮЧ К УСПЕХУ.
Мне вдруг показалось, что я стал маленьким и над моей головой нависли со всех сторон взрослые. Они мне грозят укоряюще пальцами, перечисляют мои проступки, твердят на все голоса, сколь огромна моя вина перед ними, а я все сильнее съеживаюсь под их строгими взглядами, и мне хочется лишь одного: провалиться сквозь пол и навеки исчезнуть. И я ведь провел в этой комнате меньше минуты. Как же Хэртстоун жил среди подобного ужаса?
Впрочем, было здесь кое-что и похуже досок. Весьма солидную площадь пола занимала лохматая синяя шкура большого животного. Голову от нее отрезали, но все четыре лапы сохранились, и изогнутые крючки когтей цвета слоновой кости своей формой, размером и остротой вполне пригодились бы рыбаку, который собрался на ловлю белой акулы. По всей этой шкуре поблескивали золотые монеты – штук, наверное, двести, не меньше.
Хэртстоун, бережно опустив Блитцена возле матраса, глянул на белые доски с тревогой студента, который ищет свою фамилию в списке сдавших экзамены.
– Хэрт? – только и показал ему жестами я, потому что никак не мог сформулировать свои ощущения, сводившиеся приблизительно к следующему вопросу: «Можно ли мне врезать вот за это все в зубы твоему предку?»
Он ответил мне двумя скрещенными пальцами, которыми словно бы пробежал по ладони. Я знал этот знак еще с той поры, когда мы с ним жили на улицах Бостона. Хэрт мне тогда объяснил, каким образом лучше всего избегать проблем с полицией. «Правила», – означал этот жест.
– Это твои родители для тебя придумали? – Я с большим трудом вспомнил нужные жесты для своего вопроса.
– Правила, – повторил он с застывшим лицом.
«Видимо, на заре жизни лицо его выражало куда больше эмоций, – подумалось мне. – Он, как все дети, смеялся, плакал. А потом, защищаясь, будто надел на себя вот такую маску бесстрастности.
– Но почему там везде указаны цены? – повернул я голову в сторону досок. – Напоминает меню. – А эти монеты? – перевел я взгляд на синий ковер. – Твои карманные деньги? Или то, что тебе платили? И зачем ты кидал их на шкуру?
– Но это ведь шкура того самого зверя, – сказала Инге, которая до сего момента безмолвно стояла, опустив голову, в дверном проеме. – Он убил его брата.
– Андирона? – вмиг пересохло во рту у меня.
Инге, кивнув, оглянулась, словно в опаске, как бы хозяин вдруг не возник у нее за спиной.
– Это произошло, когда Андирону было семь лет, а Хэртстоуну – восемь. – Произнося это тихим голосом, она дублировала свою речь жестами, что получалось у нее так же быстро и ловко, как у Хэртстоуна. Такого не выработаешь без многолетней практики. – Они играли в лесу, за домом, – продолжала она. – Там есть старый колодец… – Девушка кинула быстрый взгляд на Хэртстоуна, как бы спрашивая, разрешит ли он ей рассказывать дальше.
Эльф, содрогнувшись, зажестикулировал:
– Андирон обожал колодец. Верил, что он исполняет желания. Но в нем жил плохой дух… – Хэртстоун выдал весьма изысканную комбинацию знаков: три пальца у рта – «вода», указательный палец по направлению к полу – «колодец», два пальца, прижатых к веку, – «сделать пи-пи» (он часто это показывал, когда мы жили на улицах). Вместе все это вроде бы складывалось в имя плохого духа – Писи-в-колодце.
– Он его назвал… – в изумлении поглядел я на Инге.
– Да, именно таково его имя, – подтвердила она. – А на старом языке этот дух назывался Бруннмиги, что означает то же самое. В общем, он выскочил из колодца вот в этом самом обличье, – указала на синюю шкуру девушка. – Большое синее существо. Помесь волка с медведем.
Ну кто бы сомневался: где я, там и волки, пусть даже синяя помесь с медведем. Как же я ненавижу их!
– И оно убило Андирона, – подытожил я.
В свете люминесцентных ламп лицо Хэрта сейчас казалось не менее каменным, чем у Блитца.
– Я играл с камнями, – прожестикулировал он. – Сидел к брату спиной. Ничего не слышал. Не мог… – И он обреченно махнул рукой.
– Ты в этом не виноват, Хэрт, – сказала Инге.
Все в ее облике от ясных голубых глаз до чуть пухловатых щечек и светлых кудрей, выбивавшихся из-под чепца, свидетельствовало о юном возрасте. Тем не менее она говорила об этой давней трагедии так, словно была ее очевидицей.
– Значит, ты все сама видела? – спросил я.
Щеки ее покраснели.
– Да не совсем. Я ведь была совсем маленькой. А прислугой у мистера Олдермана работала моя мама. Вот я и помню, как мастер Хэртстоун вбежал с громким плачем в дом и начал жестами звать на помощь. А потом они с мистером Олдерманом снова выбежали на улицу и… Мистер Олдерман возвратился, и на руках он нес тело мастера Андирона.
Пока она говорила, хвост ее нервно мотался из стороны в сторону, постукивая о дверной косяк.
– Мистер Олдерман убил Бруннмиги и заставил Хэртстоуна снять с него шкуру. Его не пускали в дом, пока он это не сделает. А после шкуру, уже обработанную, поместили вот здесь.
О боги! Я заметался по комнате, пытаясь стереть хоть что-то с этих проклятых досок, но все надписи оказались сделаны несмываемыми маркерами.
– А монеты? И эти списки?
Мой голос, видимо, прозвучал слишком резко и зло. Инге вздрогнула и отшатнулась.
– Это вергельд Хэртстоуна, – объяснила она. – Его кровный долг за смерть брата.
– Покрой ковер, – произнес руками Хэрт, словно бы повторяя слова родителей, которые те постоянно ему твердили. – Зарабатывай золотые, пока за ними не скроется даже маленькая, даже крохотная голубая шерстинка. После этого можешь считать, что твой долг оплачен.
