— Понятно, что сейчас он съехал с дороги, с трассы «Дон», только потому, что ему надо уйти от наблюдения. Телефон выключил. Заизолировал его. Теперь ему надо спрятаться от камер. Но дальше — по проселочным дорогам — куда он уйдет? Он все равно выйдет на трассу. Значит, ему надо избавиться от машины. Чтобы уехать отсюда незаметно.
— А может, он поменяет номера? — предположил Казаков.
— Иномарка! «Логан!» Вычисляется элементарно. Так что вряд ли!
— Тогда надо понять, где конечная цель его дороги! Куда он устремляется. Судя по его звонкам и связям, он хочет свалить из страны. Куда?
— Скорее всего, туда, куда звонил. В Турцию. У нас с ними безвизовый режим. Самолеты летом летают из многих городов. Вот он возьмет или уже взял билет. Сдаст копье в багаж. И свалит! — предположил Юрков.
— Правильно рассуждаешь, товарищ! — сказала Бархатова, молчавшая до сих пор. — Очень интересная версия. Будем принимать ее за основную. Тогда он должен стремиться к аэропорту. Желательно к ближайшему, откуда чартеры летают в Стамбул или Анталью. Так легче затеряться среди народа. Отдыхающего.
— И есть еще одна немаловажная деталь, — продолжил мысль Юрков. — Насколько я знаю, в московских аэропортах багаж просвечивают. И стало быть, там могут обнаружить копье. А в таких провинциальных, как, скажем, в Липецке, Воронеже — можно проскочить. Вот мне кажется, он и едет в эту сторону.
— И что из этого вытекает? — спросил и сам себе ответил Казаков. — А из этого вытекает, что его надо ловить на месте. В аэропортах.
— Да, на трассу он может выехать где-то километров через сто пятьдесят. А там и Воронеж рядом! Заехал в аэропорт и тю-тю.
— Значит, нам надо выяснить, когда из Воронежа есть рейсы в Турцию. И ждать его там.
— А вдруг он на ближайший рейс не сядет. И будет ждать следующий?
— Надо разделиться! — предлагает Мария Бархатова. — Кто-то останется здесь, в Монастырщине, и будет искать его в этих местах. А кто-то должен ждать его в аэропорту.
— Ну, тогда сама жизнь решает, — отвечает Юрков. — Я в Воронеж. А вы можете остаться здесь. Проехать по селам. Будем поддерживать связь и координировать действия.
— Ну, ты же нас не высадишь посреди дороги? — с надеждой в голосе спросил иеромонах.
— Тебя, может быть, и высадил бы. А вот Марию — никогда! Кстати, Маша, вы можете ехать со мной. Он и один здесь справится, — лукаво поддразнил Евгений.
— Да я, пожалуй, останусь здесь, — серьезно, не уловив иронии, заметила Бархатова.
У Казакова в этот момент в душе вспыхнула прямо какая-то мальчишеская радость. И ликование. Глупое, давно забытое счастье, что эта интересная, умная и несомненно сильная женщина будет с ним рядом. И он сказал торопливо:
— Тогда давай к отцу Алипию. Надеюсь, он не откажется нас приютить.
* * *
Промелькнули названия придорожных сел: Вишневая, Милославщина. Дорога тянется через степи, балки и овраги.
Наконец проскочили через мост над речкой Непрядвой. Повернули по указателю «Монастырщина».
Завиднелся уже недалеко музейный комплекс. А рядом с ним и краснокирпичный храм на зеленом лугу.
Храм непростой. Зеленый купол похож на воинский шлем с православным крестом над ним.
А вокруг простор такой, что можно задохнуться.
Подъехали на стоянку, что возле музейной экспозиции. И минуя ее, сразу пошли к храму. А там — батюшки мои! На крыльце храма Рождества Богородицы стоит отец Алипий. Сухонький, сгорбленный, с трогательной косичкой на голове и седой интеллигентской бородкой. Только глаза молодые, живые, думающие. Всплеснул рукавами:
— Анатолий! Какими судьбами? Я слышал, ты живешь в обители! Иеромонах! Спасаешься!
— Все так! Все так! — Анатолий и сам, честно говоря, не знал, что так обрадуется старому знакомому.
— То-то матушка моя обрадуется! Я ей много о тебе рассказывал. О судьбе твоей. О жизни непростой. Надолго ли?
— На денек-другой!
— Зря! Зря, здесь у нас благодать. Душою отдохнул бы!
Зашли в храм. Прочитали молитву.
Даже атеист Юрков — и то обмахнулся на всякий случай щепотью.
Но прошло минут десять — и засобирался:
— Вы оставайтесь, а я попилил в Воронеж. Надо его перехватить.
— Да отобедайте хотя бы с нами! — попробовал удержать его Алипий.
Но тот ни в какую.
— Дела! Дела! Тороплюсь! — и колобком покатился к автомобилю.
— У него, правда, дело. Срочное. И сложное. У меня тоже. Потом расскажу, — объяснил Анатолий.
Юрков уехал. А они остались.
Отец Алипий со времен их последней встречи изменился. И перемены — и в образе жизни, и в образе мыслей — были видны налицо. Видимо, последние тучные годы как-то сказались и на сельских священниках. Разбогатели прихожане, община — легче стало жить и им. Так что подвез он их к своему дому на «Жигулях». Молочно-белая «пятерочка» — это, конечно, не иномарка, но в пространстве перемещалась бойко.
А в доме тепло, радушно встретила матушка. Умаявшаяся, полная, простая, но счастливая женщина. И четверо на лавках. Две девочки, два мальчика. Большая, дружная, ладная семья.
Взглянул на них Анатолий и вздохнул. Позавидовал. Глазенки сверкают. Возятся в своем углу. Строят что-то. Заводила — старший.
Посадили обедать. На обед — красный украинский борщ. Салат простой из мясистых помидоров и огурцов с постным маслом. На второе — картошка толченая. И по кусочку жареной рыбки. С Дона.
Отец Алипий пояснял:
— Все свое. Все свое. С огорода. Рыбку принес Колюшка. Вот святой человек. Простой деревенский паренек. А душа чистая, как родник. Когда к нему ни обратишься — всегда поможет.
Здесь она, Святая Русь. Притаилась в этих бескрайних степях. Задонщина.
Так слово за слово — разговорились. О жизни. Отец Алипий уже не жалуется на тяготы. У него теперь другие проблемы:
— Ужас какой-то настал. Шлют и шлют инструкции, указивки, требования. На все дай отчет. Сколько крестил. Сколько отпел. Сколько привел к вере. Бесконечные инструкции-разъяснения. Бюрократия такая, что десять лет назад и не снилась. Успевай только отписываться и отмахиваться. Дошло до того, что требуют отчет о том, сколько причастил. А мне кроме писания отчетов надо еще и мирскими заботами заниматься. Семейство дай бог! И ладно бы на пользу все эти отчеты шли, а то так. Соберут и отправят, что в корзину, что наверх. Бумажное время. Не продохнуть!
— Да, — вздыхает гость. — Церковь обюрокрачивается!
— Вот и говорю, милый ты мой человек! Все от недоверия. Наш архиерей Николай — тот прямо так и говорит: священникам доверять нельзя. У них семья, дети, внуки. Им жить надо! А я только Богу и церкви служу. Хотя кто знает, чья служба Богу нужнее — наша или монашеская?! — как-то так робко замечает Алипий.
