— Хочешь у меня?
— А то. Ты спрасывал. Долго?
— Не знаю.
— Уезаес? Куда?
— Не хочу об этом говорить.
— Хоросо. Сок.
— Не воду?
— Сок в смысле гром. С ясного неба. А весци? А книзки? А Пес?
— За исключением Пса все оставляю. Ну, может, кое-какие мелочи.
— Мне?
— Тебе.
[К столу подошел повар. Начал расставлять заказанное. Блюда (мясо), тарелки, соусницы (клюква, хрен, брусника, маринованная свекла), мисочки (зеленушки, корнишоны, сладкий перец — зеленый, желтый и красный, каперсы, маленькие маринованные патиссоны, маленькие маринованные луковички), корзинка с хлебом (белый и ржаной), масло, приборы, стопочки (пустые). «Что будешь пить? — спросил у Янека. — Что Мачек, я знаю».]
— Воду без газа. Нет горцицы.
— Какой?
— Самой злой.
[Ели молча. Первым заговорил Янек.]
— Копценая рулька?
— Вроде бы цимес.
[Очередная порция тишины. Опять Янек.]
— Цимес. Я буду писать.
— Ты говорил, что хрень получается.
— Говорил. Есть одна идея. Буду писать наоборот.
— То есть?
— Я знаю, как я писал, когда полуцалась хрень. Какие употреблял слова. Буду искать другие.
— Например?
— Например: проснулся бодрый — хрень, проснулся усталый — не хрень.
— Хмм.
— Уз поверь. Я переписал таким способом короткий рассказ. Зуткую хрень. А новый хоросый. На удивление хоросый. Про пса.
— Моего?
— Моего.
[Повар принес воду и горчицу.]
— У тебя есть собака?
— Была. Сдохла. Первый вариант был смесной, новый полуцился грустный. Правдивый. Я пропитал Затопеку. Он всплакнул.
— Янек? Ты хочешь сказать, что если переделать грустное, получится смешное?
— Так полуцается.
— Прости. Не пройдет.
— Увидис. Я прав.
— Что ж, твоя идея. По мне — так себе. Ну как рулька?
— Потрясаюсцая.
— Как бы ты это записал?
— Сто потрясаюсцая. Сразу.
— Ага, без переделок.
— Вот именно. Копценая рулька была потрясаюсце вкусная, незная и ароматная. Хоросая фраза. Правдивая.
— Чего-то я все-таки не понимаю.
— Валяй.
— Почему раньше у тебя получалась хрень?
— Я писал неправду. Копценая рулька была зылистая и копценым дазе не пахла. Цепуха.
— Хмм. Ты писал наоборот?
— Вот именно. Думал, так оригинальнее. Фиг-то. Дурак был. Но теперь я знаю. Дазе не буду переделывать старое. Сразу буду писать хоросо. Просце простого.
— Браво.
— Издеваесся?
— Нет. Ну, чуточку. А читать?
— Мало есце процел. Пропуски, пробелы. Я говорил. Книги разные, такие, сякие. Правдивые и неправдивые. Цувствуес с первой строки.
— Говорил. Теперь у тебя будет много времени и много книг. С чего начнешь?
— Не понял.
— Писать.
— А. Детектив. Дело происходит в среде производителей кауцука. Компьютер оставляес?
— В том числе. Я же говорил, только мелочи.
— Мацек?
— Да.
— А поцта?
— Приходят только книги. Открывай. Читай, не читай, листай.
[Ели. Запивали. Янек развивал идею. Приводил примеры. Одни интересные, другие не очень. Все больше распалялся. Ба, просто полыхал. Прошло добрых четыре часа, прежде чем вышли на дорогу перед вторым баром. (Много машин.)]
— Приходи завтра утром. Я хочу уехать в полдень.
— Хоросо. Приду. Мозно привести Пуску?
— Все можно. Кстати, ты в очередной раз меня удивил.
— Со знаком плюс?
— Разве это важно? Удивил и точка. До завтра. Держись.
— Ты дерзись, Мацек.
[Попрощались. Янек пошел налево — в сторону костела. Очень сильно размахивая руками. С минуту смотрел ему вслед и пошел направо — к дому. Медленно. Очень медленно. Прошел мимо приоткрытой калитки. По обочине со стороны моста приближался старик с рюкзаком. Разминулись на уровне резиденции Богатея. Пройдя несколько шагов, обернулся. Старик тоже. Легонько кивнули друг другу и пошли каждый в свою сторону. Сел на берегу. Закурил. На станции лаяла собака. «Собака лает, река уносит», — подумал. Высоко, очень высоко над головой кружил вертолет. По железнодорожному мосту промчался поезд, а по автодорожному тянулась вереница машин. Воскресенье. Просидел на берегу минут двадцать. Ну, от силы двадцать пять. Когда подходил к калитке, с удивлением увидел, что она захлопнута. Открыл. Вошел. Сел на скамейку под кухонным окном. Вытянул ноги. Заснул? Задремал?]
— Спишь?
[Открыл глаза. На крыльце стоял Ветеринар. В правой руке держал блестящий алюминиевый чемоданчик. Сбоку красовался красный крест.]
— О. Привет. Нет. Дремал.
— Где Пес?
— В доме.
[Нетронутые мисочки. Подошел к креслу. Приподнял одеяльце. Пес лежал на боку. Очень спокойный. Тронул ладонью нос. Холодный и сухой.]
— Кажется, лучше. Я сварю кофе.
[Ветеринар поставил чемоданчик на пол и наклонился над Псом.]
— Мачек. Погоди.
— Что?
— Пес неживой.
— Что ты сказал?
— Неживой. Это случилось буквально десять-пятнадцать минут назад.
— Откуда ты знаешь?
— Теплый и мягкий.
— Нет. Не может быть.
— Я знаю. Вижу.
— Да. Прости. Почему?
— Не знаю. Вскрытие?
— Нет. Кофе? Что это изменит? Неживой. Мертвый. Сдох. Скончался. Умер.
— Нет. Ты прав. Я пойду. Очень тебе сочувствую.
— Да. Спасибо.
[Ветеринар ушел. «Даже не открыл чемоданчик», — сказал вслух. Снял с кресла одеяльце. Встряхнул и разложил на столе. Расправил. Поднял Пса (мягкий и теплый). Положил на середину клетчатой материи. Погладил. Поправил ухо. Сел в кресло (теплое).]
— Старик, что с тобой? — сказал очень громко.
[Встал через полчаса. Вышел из кухни. Прислонился к косяку. Посмотрел направо, на скамейку. «Да, тут будет лучше всего», — крикнул. Взял заступ. Нет. Слишком длинный. Поставил на место и вернулся в сени. В углу за дверью стояла лопатка, когда-то для угля, теперь ни для чего. Да. Годится. Опустился на колени перед скамейкой. Всадил лопатку в землю. Копал минут пятнадцать. Воткнул лопатку в холмик черной земли. Вошел в ванную (ничем не пахло). Вымыл руки. Не посмотрел в зеркало. Вернулся в кухню и сел в кресло (холодное). Сигарета. Встал, когда стемнело. Зажег свет. Подошел к столу. Завернул Пса (не мягкий, не теплый). Взял сверток (длинный) и отнес в яму под скамейкой. Положил на дно. Вдруг осенило. Пошел в дом за мячиком. Положил рядом с одеяльцем. В изголовье. Едва кончил засыпать, зазвонил телефон. «А, Зося», — подумал.]
