— Ну вот, видишь? Твоя мама… она…
Милли затаила дыхание, и даже ее сердце, кажется, замерло в ожидании его следующего слова.
— Мистер Арджент? — спросил Якоб.
Милли поморщилась, недовольная тем, что ее сын не мог еще немного помолчать, чтобы она услышала, что хотел сказать Кристофер.
— Что делала ваша мама, когда вы не хотели спать?
Ее сердце забилось снова.
— А что делает твоя? — лаконично осведомился Кристофер.
— Я не знаю. Я всегда сплю.
Прошла вечность.
— Она… она пела. — Голос Кристофера дрогнул. — Мы пели.
— Пели что?
— Песни, конечно.
— Какие песни? — нетерпеливо спросил Якоб.
— Да я уже не помню.
— Ни одной?
Скрипнул матрас.
— Может, одну.
— Споете мне?
— Нет.
— Пожалуйста?
— Нет.
— Тогда я не засну, — заканючил Якоб.
— Ну и ладно. Тогда ты так сильно устанешь, что долго не сможешь ни бегать, ни играть.
— Как она хоть называется? Может, я ее слышал?
Якоб, кажется, успокоился, и Милли была страшно благодарна.
— Хорошо, — согласился Кристофер. — Это старинная кельтская колыбельная.
— А, я ее знаю! — закричал Якоб. — Старая миссис Макмастерс пела ее мне, когда мама была на сцене. А вы что, шотландец, мистер Арджент?
— Кто знает. Возможно.
И высокий тонкий щемящий сердце нежностью голос Якоба зазвучал в ночи:
Украдкой придите ко мне,
Сладкие грезы о смехе,
Свободе, покое весны…
— Я… дальше не помню, — вздохнул Якоб.
Прильнув к Милли, Фара невольно прижала руку к сердцу, когда, изумив их обеих, Кристофер чуть слышно подхватил:
Играй же, улыбка, на милых устах!
Спи! Отгоню я и ужас, и страх…
Будь ее глаза бесслезны, будь ее сердце свободно, все изменил бы этот миг. Однако Милли поняла о своем неудавшемся убийце, ставшим ее любовником по договору, то, что, может быть, не узнала бы никогда.
У Кристофера Арджента был ангельский голос.
Дориан предложил старшему инспектору Карлтону Морли присесть, чтобы тот не упал. Он был бледен как зимняя луна, глядевшая в окно. Так или иначе, инспектор снова был здесь, в гостиной Фары. Вместе с эмоционально неуравновешенным убийцей, в которого стрелял всего несколько часов назад.
Дориан подумал, что у Морли куда больше храбрости, чем он раньше считал.
Фара занималась с мисс Ли Кер, а без ее сдерживающего влияния Дориан отнюдь не был уверен, что все не закончится кровопролитием.
Так или иначе, это обещало быть интересным.
— Чем обязаны счастью видеть вас? — насмешливо, однако не менее светским, чем у жены, тоном спросил Дориан.
Левый рукав серого шерстяного пальто инспектора был аккуратно заправлен в карман, а рука висела на перевязи. Он тяжело опустился в кресло и вздрогнул.
— Я пришел, как только смог.
— Да, — откликнулся Блэквелл, опускаясь на диван. — Но вы опоздали на вечеринку.
Арджент остался стоять, глядя на старшего инспектора со своей обычной холодностью.
— Я рад был услышать, что мисс Ли Кер спасена. — Морли поднял взгляд на Арджента. — А Доршоу мертв.
— Отнюдь не благодаря вам, — с каменным лицом проговорил Арджент.
Волнение вернуло краски щекам Морли.
— Будь я заранее проинформирован о ситуации, я бы… — Инспектор наклонился, опершись на здоровую руку.
— Что бы вы? Упали в обморок? — фыркнул Арджент. — Не смешите!
Дориан не мог припомнить, когда в последний раз видел Кристофера Арджента улыбающимся, не то что смеющимся.
— Я видел много крови, — признался Морли. — Но не своей. И прежде я никогда не падал в обморок.
— По-моему, подобное оправдание вам следует засунуть себе под подушку, — усмехнулся Блэквелл.
Морли помрачнел, вены на его шее вздулись, но он остался холоден и невозмутим, как и Арджент. Блэквелл не мог не отдать инспектору должное — его было непросто вывести из себя.
— Если бы с ней что-нибудь случилось, я бы вас прикончил, — пригрозил Арджент. — Все, произошедшее сегодня, целиком и полностью на вашей совести. Ваши идиоты упустили Доршоу из-под стражи. А если бы не помешали вы, я бы его сразу прикончил.
Дориан не мог не почувствовать страсти, с какой говорил Арджент, и она его удивила. Подо льдом, из которого он считал сделанным этого человека, у него все-таки теплился огонек.
И разожгла его отважная мисс Ли Кер.
— Я знаю, — скрипя зубами, произнес Морли.
— Давайте говорить начистоту, инспектор. — Дориан откинулся в кресле, потер рукой подбородок и с нескрываемым любопытством уставился на Морли. — Зачем вы пришли? Не для того же нелегкая подняла вас с больничной койки, чтобы вы обличали тут недостатки своего ведомства?
Сжав челюсти, побледнев как полотно, с выступившими от боли бисеринками пота, Морли на мгновение закрыл глаза, словно собираясь с духом.
— Блэквелл, я тону. Тону в крови. Она заливает улицы.
— Как всегда.
— Да, но времена изменились. Машины, ружья, люди навроде нас, живущие на таких аристократических улицах, как эта. Выскочки, в которых нет ни капли благородной крови. Люди, сделавшие состояние в колониальных войнах, безжалостным угнетением и бессовестным торгашеством.
Дориан усмехнулся.
— Люди навроде вас, возможно. Я — граф, вы разве не знаете?
— Исключительно благодаря жене, — возразил Морли.
— Я незаконнорожденный сын маркиза. В моем мизинце больше благородной крови, чем во всем вашем теле.
Морли и Арджент уставились на него так, будто у него выросли рога.
Разумеется, Арджент об этом знал, но никто не осмеливался произносить это вслух более десятка лет.
Пока он не стал Дорианом Блэквеллом.
— Маркиз? — скривился Морли. — Какого черта…
— Древний шотландский титул. — Дориан пристально посмотрел на инспектора, ожидая, пока до того дойдет. — Тот, что носил Маккензи, как мне кажется.
— Рейвенкрофт, — выдохнул Морли, — мне следовало бы догадаться. Вы очень с ним похожи. Но это же невозможно, ведь ему чуть за сорок или около того.
— Его отец изнасиловал мою мать.
