И, возможно, пока она сидела в этой прекрасной, цвета глаз Кристофера, гостиной, ее договор скреплялся кровью.
«Значит, так тому и быть», — подумала она, прислушиваясь к смеху, доносившемуся из зала, где Якоб забавлялся с восхитительной малышкой Блэквелла, за которой ходила разбитная няня Джемма.
С крови все это и началось. В тот день, когда старший инспектор Морли вернул Милли ее перчатку, обагренную кровью Агнес, и сообщил ужасную новость о смерти ее самой дорогой подруги, она поняла, что кровопролитие не закончилось. Все эти долгие годы она ждала, спрашивая себя, вернется ли человек, убивший Агнес, за ней.
Или за ее сыном.
Она сделала все, что было в ее силах, чтобы он не вернулся. Кульминацией стало ее соглашение с Кристофером Арджентом. Этим холодным, изводящим, красивым, смертоносным…
…несносным, раздражающим, глупым мужчиной.
Он молчал, пребывая на грани бешенства, когда после позднего завтрака, усаживая ее с Якобом в свою карету и отправляя в особняк Блэквелла в Мейфэре, лаконично приказал ни на секунду не терять Дориана Блэквелла из виду. Конечно, граф и графиня Нортуок восхитительно их принимали, но напряжение сегодняшнего утра и судьбоносные события прошлой ночи измотали и раздражили Милли. Она чувствовала себя обессиленной и, возможно немного отвергнутой. Все это балансирование на грани пропасти было для нее абсолютно в новинку. Один неверный шаг, одно неверное решение, и ее сердце… или даже жизнь… разбиты.
— Мисс Ли Кер… Милли, с вами все в порядке? — спросила Фара, держа чайник, и тонкие черты ее лица выражали терпение и обеспокоенность.
— Простите, — широко улыбнулась Милли. — Что вы сказали?
— Я спрашивала, не долить ли вам чаю.
— Пожалуйста, — произнесла она извиняющимся тоном, протягивая чашку. — Я не хотел быть невежливой. Полагаю, мне все еще трудно поверить в свою удачу. Я никогда не думала, что буду гостьей известных лорда и леди Нортуок.
Фара, в лаванде и кружеве, чьи пронзительно светлые волосы и глаза не уступали в яркости черным Милли, бросила на нее приветливый взгляд из-под бледных ресниц.
— Вы хотели сказать — печально известных лорда и леди Нортуок?
— Я предпочитаю «позорно известных».
Тень шевельнулась в стоящем у камина гигантском кожаном кресле, сидя в котором, Дориан Блэквелл, Черное Сердце из Бен-Мора, благополучно прятал лицо за книгой.
Милли подумала, что прямо перед лицом книгу он держал, скрывая свой пронзительный взгляд или потому, что мог читать лишь одним здоровым глазом. Другой, как слышала Милли, он потерял в войне преступного мира и теперь носил наглазную повязку, и ей трудно было сказать, к худу или к добру. Потому что даже с повязкой лицо Блэквелла внушало страх. Взгляд единственного здорового глаза был безжалостно оценивающим и расчетливым. Ей казалось, что всего через пару минут после знакомства он знал все ее секреты и слабости и при необходимости мог бы уничтожить ее умственно и физически. Огромный и черный, как дьявол, и такой же красивый, если бы не постоянное сардоническое выражение.
Однако все менялось, когда он смотрел на свою чудную ангелоподобную жену. Милли сразу полюбила леди Нортуок, и, видя, как та держится с обожающим, почти боготворящим ее мужем, все ее подозрения о связи Фары и Кристофера расселись, как дым свечи.
— Да, дорогой, не ты ли преуспел в том, чтобы составить себе позорную известность? — поддразнила его Фара, поставила чайник и предложила Милли сахар. — Забавно, вы только что сказали нам комплимент, а ведь это мне повезло принимать любимицу лондонской сцены Милли Ли Кер, — отпила она маленький глоточек. — Разве весь высший свет не позеленеет от зависти, когда я расскажу, что вы составили нам компанию за чаем?
Милли улыбнулась ей, но улыбка медленно угасла.
— Мне бы только хотелось… познакомиться с вами при других… более благоприятных обстоятельствах.
— Как и мне, — сочувственная улыбка получилась у Фары бледной и безжизненной. Актриса из нее не вышла бы, и Милли это очень сильно к ней расположило. — Однако я надеюсь, что здесь вы будете чувствовать себя комфортно и в безопасности, пока Арджент не сообщит нам, что ни вам, ни вашему замечательному сыну больше ничего не угрожает и не заберет вас к себе.
Милли помешала чай, а другую руку в перчатке, не сдержав сердца, сжала в кулак.
— Не думаю, что он возьмет меня к себе. Как только он… как только все будет сказано и сделано, я думаю, наша… договоренность будет исполнена. Наш контракт завершен.
Сердце, придушенное сжатым кулаком, упало будто свинцовое.
Фара неслышно поставила свою чашку и поглядела на нее с таким пристальным любопытством, с каким рассматривала Милли и Якоба при первой встрече.
— Как давно у вас… договоренность с Арджентом? — Ее заинтересованное выражение резко контрастировало с неторопливостью тона.
— Фара, — прогрохотал Дориан.
— О, я не хочу любопытствовать, — проронила Фара. — Я знаю Арджента уже несколько лет и не могу не признать, что это случай беспрецедентный. Должно быть, он очень любит вас и вашего сына.
Лорд Нортуок демонстративно громко перелистнул страницу и прочистил горло.
— Я не прочь удовлетворить ваше любопытство, — пробормотала Милли. — Я знаю Кри… мистера Арджента всего несколько дней.
Хотя на самом деле, казалось, уже целую вечность. Или, может, в последний раз ей подумалось, что это была целая вечность.
— Не правда ли, он красив? — конфиденциально осведомилась Фара. — Пусть немного флегматичен, однако временами он и впрямь очарователен.
— Очарователен, как эпидемия тифа, — буркнула в свою чашку Милли.
Книга Блэквелла, казалось, глухо прыснула.
— О, дорогая. — Фара нахмурила золотые брови, золотистее ее светлых волос. — Вы с ним поругались?
— Естественно, она с ним поругалась, — сказала книга. — Он идиот.
— Ты читаешь или разговариваешь с нами? — спросил Фара мужа.
— Я читаю.
— Тогда буду тебе благодарна, если ты перестанешь клеветать на своего друга перед… его… — Фара запнулась, и Милли пожалела, что не может ей помочь. Она и сама не знала, кем приходилась Ардженту. Не знала, есть ли слово, которым это можно обозначить. Все, приходившие ей в голову, вызывали в лучшем случае отвращение или отдавали непристойностью.
— У Арджента друзей нет, — пробормотал Дориан. — Есть люди, убивать которых ему было бы неприятнее.
— Он не раз спасал тебе жизнь, — заметила леди Нортуок. А Милли вспомнилось, что в ту страшную ночь Дориан помогал отдирать смолу с руки Кристофера.
— Только потому, что я оказал ему услугу или хорошо заплатил.
— О, вздор! — Фара повернулась к Милли. — Не обращайте на него внимания, он сегодня не в духе. Эта парочка умрет друг за друга, и ни у кого не хватит мужества это признать.
