– Разве женщина может знать, чего она хочет?
– Почему?.. На свете достаточно женщин, которые знают, чего именно они хотят.
– Им так только кажется. Кажется, что хочется любви. Кажется, что хочется денег, детей, одежек, украшений. И все кажется и кажется. И поэтому все хочется и хочется.
– Я не понимаю тебя…
– А разве ты меня когда-нибудь понимала, Нина? Разве ты себя когда-нибудь понимала?
– Ты всего добилась! Твое имя стало известным. Ты получила такую работу… Что тебе еще надо?
– Ты мне завидуешь, дорогая. Просто завидуешь. Кто это сказал? Оскар Уайльд? Что есть две самые страшные вещи в жизни: не добиться того, что хочешь, или же добиться того, что хочешь…
– Так что, ты несчастлива, Люба?
– Счастлива… несчастлива… Женщина – это такая загадка, Ниночка… Женщина, Нина, это плохое, слабое стихотворение, незавершенное, с неточной рифмой… Ну, что я тебе буду говорить?.. Мужчина, он плотский. Он себя знает с младенчества, свое анатомическое, свое второе «я», альтер-эго… А женщина – это такая мистерия. Feminine mystique… Наше альтер-эго нам не известно.
– Ты про секс говоришь?
– Я про смерть говорю. Мужчина очень рано познает страх смерти. Смерти своего мужского «я». Неизбежную смерть плоти. И примиряется… скорее всего, примиряется.
– Ты хочешь сказать, что невозможен побег из нашей биологии? Тогда ты в хорошей компании. Об этом писал Эрих Фромм.
– Не знаю, не читала.
– Если бы я была на твоем месте…
– Ты на своем месте. Я на моем месте.
– Ты изменилась, Люба.
– Это хорошо или плохо?
– Тебе видней… Тебе-то хорошо или плохо?
– Нина, мне никак. Я все равно не знаю, кто я.
– Что значит «не знаешь»?
– Не знаю. Я много думала об этом. И пришла к выводу, что женщина – это всего лишь идея. Поэтому мы так боимся смерти, так цепляемся за жизнь. Так долго живем.
– Что значит «идея»?
– Ну, идея, понимаешь – в нас есть глубина, провал, пустота… Оплодотворяемая пустота.
– Тогда твое определение женщины напоминает нечто божественное…
– А может, женщина и на самом деле божественна? Потому что она всего лишь идея. То самое главное, что я успела уже сделать, – это я сама. Не мой сын, не то, что я написала, не книги мои, не переводы, не стихи… А я, я сама. И вот эта я – не плоть моя, а я, идея меня, – она должна умереть…
– Ну и что? Все умирают, и ты умрешь.
– Ты знаешь, я хочу верить, что вся я не умру. – И Люба смеется.
Эпилог
Склонилась на холме трава,
Примятая стопой.
К моей любви найти слова
Я не сумел весной.
Я не сумел найти слова
Среди снегов и вьюг…
Но осенью любовь едва ль
Увянет, нежный друг.
Позволь испить из чаши слов,
Позволь излить печаль.
Под сенью снов, под вязью слов
Я так молчал мечтаньем снов,
Я так мечтал молчаньем слов,
Что выплакал печаль.
И в эту сеть собрав улов,
Стопы направив вслед,
Я шел. Меж вековых стволов
Остался прежний след.
Где я мечтал, где ждал тебя,
Где верил в Небеса,
Слова растаяли. Скорбя,
Я слушал птичьи голоса —
Не веря, но любя.
В лесной ложбине у реки,
Где дикий виноград дозрел,
Еще витает образ твой,
Где были мы с тобой близки…
Я был и юн, и смел.
Чей это край? Чей это лес?
И твой, и мой, и наш.
Дурманом веет от полей,
Мерцает мой мираж.
Но этот путь в лесную темь
Завещан нам с тобой.
Прочь от жилья и от людей
Назначено судьбой.
Пускаясь в этот тяжкий бой,
Иду сквозь боль и ночь.
И ты со мной, а я с тобой
В желаньи превозмочь.
Я выбрал скользкую стезю
Меж кленов и берез,
Где дикий виноград лозу
К вершинам превознес.
Попутчики в чужом краю,
Любовники на час…
Мы встретились среди ветвей
И разошлись тотчас.
И долгожданный и случайный,
Вернется друг ко мне,
Неузнанный и безымянный,
Во тьме и в тишине.
