Она трясет головой. Не понимает.
– Ты им подскажи. Мол, у тебя муж, он может, знает. А ты ему поможешь на первых порах. Введешь в курс дела.
Она опять кивает, наконец понимая, к чему он клонит.
– Квартира бесплатная. Если тебе дадут должность, можно попытаться договориться, чтобы нашему мальчику предоставили обучение в колледже со скидкой, а может, и бесплатно.
Мальчику – сыну – абсолютно все равно. Он не понимает, что за ажиотаж поднялся вокруг его матери. Ему неловко. К тому же дома осталась подруга, с которой он уже вступил в близкие отношения.
5
– Гриша, мне надо с тобой поговорить, – нерешительно, почти шепотом начала разговор Люба. – Я хочу тебе сказать… То есть я думаю, мне так кажется.
– Что именно тебе кажется? – предвидя неладное, спросил Гриша.
– Подожди, я попытаюсь это выразить… Я так думаю, что нам надо расстаться… Нет, мне надо… Я хочу с тобой развестись.
– Зачем? Чем тебе так плохо? У нас с тобой жизнь теперь только начинается.
– Мне надо быть одной. Я поняла, что мне надо быть одной…
– Ты не можешь одна, Люба. Ты пропадешь. Ты же беспомощная!
– Нет. Это ты так думаешь. Ты думаешь, что я беспомощная, и хочешь меня в этом убедить.
– А какая ты – помощная? Что ты будешь делать, как ты будешь жить?
– Это не твое дело. Подумай лучше над тем, как ты будешь жить.
– Да! Правильно! А как я буду жить?
– Да какая разница… какая мне разница…
– Нет, тебе должна быть разница… То есть тебе не должно быть все равно. Ты добрая, Люба, очень добрая. И тебе не должно быть все равно. Ты меня любишь.
– Я? Тебя? Я никого не люблю… я себя не люблю…
– Ну, вот что ты себе придумала? Все будет хорошо, вот увидишь.
– Что именно будет хорошо?
– Все! Все будет хорошо. И тебе будет хорошо! Надо всего лишь привыкнуть. Надо привыкнуть ко всему этому, и тебе будет хорошо.
– Гриша! Зачем мне к чему-то привыкать?!
– Ну, чтобы жить дальше…
Глава пятая
Слабые стихи
1
– Роберт Фрост купил эту ферму в тысяча девятьсот… – так Люба обычно начинала свою экскурсию по дому Фроста.
– Леди, а правда, что у него здесь рядом жила любовница? – спросил мальчишка, что возвышался над одноклассниками на целую голову, лохматую и рыжую. Он перекатывал во рту жевательную резинку, поэтому «true»
[111] у него получилось как «through».
[112]
– Какая любовница? Ты что, осел, Данкин? Он был старик, помнишь? – попытался урезонить его парнишка в очках.
– А ты думаешь, Пол, старики не могут?.. – усомнился Данкин, а затем задал другой, более соответствующий теме вопрос: – Леди, этот ваш Фрост, он только стихи писал или еще чего?
Люба все еще терялась. Это были не советские школьники, знакомые и понятные – это было новое поколение из нового тысячелетия. Невежественное, веселое поколение. Юные, дремучие американские дети, способные общаться с помощью компьютеров, айпэдов и айфонов со скоростью, превышающей скорость разговорного языка. Но ей было весело. Это было будущее, и она жила в нем, и будущее задавало ей вопросы, пусть лениво и безграмотно. И она старалась на них отвечать как можно подробнее. Ведь она так много знала, так хотела поделиться тем, что накопила, собрала по крохам.
– Никто не смог доказать, что Кейтлин – Кэй Моррисон – в действительности была любовницей Роберта Фроста. Но сам Фрост утверждал, что это было именно так. Слухи и догадки, основанные на стихах Фроста, на его письмах и словах, говорят о близости отношений между поэтом и его «секретарем»…
– Так что можешь рассчитывать на то, что в старости у тебя будет любовница, Данкин! – язвительно заметил Пол, и за его восклицанием последовали смешки, но Люба старалась не обращать внимание на подобные выходки школьников.
– Леди, а правда, что вы нашли его стихи? – озвучил постоянно задаваемый Любе вопрос Данкин. – Вам, наверное, хорошо за это заплатили?
– Данкин, а ты что, собираешься зарабатывать на жизнь подобным способом? – прокомментировал вопрос приятеля Пол. – Немного же тебе удастся собрать наличных… Лучше иди поработай в фирме у своего папеньки!
– Мне действительно удалось найти ранее не известное стихотворение Фроста…
– Вот повезло!
– И мне за это никто не стал платить. Ведь я его нашла здесь, у него на ферме. А ферма принадлежит, как вы знаете, Миддлбери-колледжу…
– Значит, толку нет? Что нашла, что не нашла…
– Ну, почему же? Ведь это же наша с вами культура. Американская культура. Разве этого мало?
Нельзя было забывать, что эти дети – такие же дети, как и ее сын Дэнни, как Кэрен и Элис. Как дети Фроста. Как все дети.
– Мэм, а почему вы сюда приехали? Зачем вам это надо? Неужели стихи еще кому-нибудь нужны? – такие вопросы ей задавали постоянно.
Она отвечала. И даже перестала огорчаться, ведь она при этом отвечала и на мучившие ее саму вопросы.
– А это правда, что вы писатель? – Из-за спины рыжего Данкина вышла девочка. На ней был длинный свободный свитер и узкие джинсы. Она ежилась – казалось, ей было прохладно и неуютно здесь. И опускала глаза. Лишь на мгновение она сверкнула ими – жгучими и глубокими, – словно это были не глаза, а провалы в ночь, взглянула Любе в лицо и тут же опустила ресницы на голубизну нижних век. Лицо ее, маленькое и нежное, светилось матовой белизной.
– Как тебя зовут? – спросила Люба. – Я тебя видела раньше? Ты уже приходила сюда?
– Приходила, но это было очень давно… Один раз.
– Как тебя зовут?
– Элис.
– Элис… Здравствуй, Элис…
– Здравствуйте. Это правда, что вы пишите?
– Правда.
– Как это – быть писателем? Расскажите.
– Я не знаю, что тебе рассказать.
– Я тоже… я пишу стихи… я тоже хочу писать, – сказала девочка Элис. – Я думаю, что я тоже буду, как вы. Я буду писать. Как это – быть писателем? На что это похоже?
– Я не знаю, я никогда не была никем другим, – ответила Люба.
2
Роберт, ты где-то здесь есть. Наверное, это судьба – найти тебя и снова потерять.
– Мне кажется, что я бы сейчас задала ему еще столько вопросов…
– Тебе кажется? Ты никогда не знаешь, чего хочешь, Люба.
