Лео и Камилла чинно сидели за столом, ловко орудуя своими ложечками, госпожа Дефонтен бросала на них нежные взгляды, и я тоже старался не ударить в грязь лицом. Мы ели десерт, время от времени поднимая взгляд к окну, за которым виднелся силуэт господина Дефонтена, с ожесточением копавшего огород. «Простите меня, госпожа Дефонтен, за плиту», — неожиданно вырвалось у меня. Но она тут же замахала руками: «Да полно, мой мальчик, твой пирог просто изумителен, настоящее объедение». Она ничего не спросила о Поле, мы тоже промолчали, но когда я собрался уходить, то услышал: «Ты же еще придешь, Рафаэль?» — «Да, госпожа Дефонтен», — ответил я.
Мне вдруг захотелось обнять ее, она казалась такой доброй, и я считал, что близнецам очень повезло. Моя бабушка тоже была доброй, но она жила по ту сторону от карьеров и интересовалась только картошкой на своем огороде, да еще телевизором, и я не так уж часто навещал ее. Кто знает, может, и госпоже Дефонтен хотелось обнять меня — в воздухе, казалось, парили нерастраченные ласки, привидения с вытянутыми руками, заблудившиеся поцелуи, не решавшиеся опуститься на уста. Лео и Камилла с отсутствующим видом замерли возле своей бабушки — эти двое уж точно ни за что никого не поцелуют, и я, здорово разозлившись на маленьких истуканов, пулей выскочил из дома Дефонтенов. Как они мне все осточертели!
Мне не терпелось оказаться дома и услышать крики матери, возмущенной, что я ничего не ел в обед. «Ради кого я стараюсь, как проклятая! Если бы ты победствовал, хлебнул с моего горюшка, то не воротил бы нос! Эх, сразу видно, что ты не сын Карьеров!» Этим она намекала на квартал, что находился на окраине, рядом со старыми карьерами, где она провела свое детство. И тогда я притворюсь, что плачу, а она притянет меня к себе и звонко чмокнет прямо в темечко.
Я помою посуду, чтобы утешить ее, а она станет рассказывать мне про своих подчиненных, которые хотят взять отпуск в один день: «Ты понимаешь, мне приходится все время выкручиваться, мэру не нравится, когда его беспокоят по пустякам, в общем, невесело каждый день начальствовать, ты уж поверь, мой цыпленок». А потом я выскажу свою точку зрения на этот счет, и она изумится: «Ну, ты и башковитый, когда-нибудь ты сам станешь начальником, так вот, запомни: не позволяй никогда ездить на себе твоим подчиненным», а потом она начнет причитать: «Вот видишь, во что я превратилась, настоящая развалина, правда, мой милый? Скажи мне правду». И я скажу, что моя любимая мамочка самая лучшая и, разумеется, никакая она не развалина.
Придя домой, я сел за уроки, она вытащила свои бухгалтерские талмуды, мой отец улыбался нам с фотографии на буфете, и нам было очень хорошо.
И поскольку все было так хорошо, я оторвался от учебников и сказал: «Мама?» — «Да, мой милый?» — «Похоже, Дефонтены боятся близнецов». — «Как это, боятся?» — «Не знаю, но они никогда не ругают и не наказывают их за шалости». — «Вы что, нашалили?» — «Нет, но они вообще никогда не ругаются». Мать отложила калькулятор в сторону, в тот вечер она была в добром расположении духа. «Ну что ж, мой цыпленок, возможно, ты близок к истине. Их действительно что-то тревожит. Конечно, странно видеть, как беспокоятся люди, у которых есть всё, но это так». Тогда я важным и льстивым тоном произнес: «У них не всё есть, мамочка, с ними нет их сына». Мама бросила на меня изумленный взгляд: «Да ты, я смотрю, настоящий психолог. Зришь прямо в корень. С тех пор как Бернар уехал учиться в университет, они его практически не видят. И хотя они гордятся, что он преуспел, что в этом есть и их заслуга, тем не менее переживают. К тому же, он женился на иностранке и они стали видеться еще реже, поскольку другая-то семья не под боком находится». — «А Лео с Камиллой?» — «Да, они переживают и за них. Понимаешь, у их матери уже есть трое других детей, а Бернар с головой погружен в работу, поэтому старики Дефонтены, наверное, считают, что родители не уделяют близнецам должного внимания». Ну, это мне было уже известно, я жаждал продолжения. Однако мама вновь вооружилась калькулятором и, поскольку я замер, глядя на нее в ожидании, наконец бросила: «Ну что ты сидишь с открытым ртом, ты что, уже все выучил?» Конец разговорам на этот вечер. Моя мать — прекрасный человек, просто у нее, как и у всех взрослых, переменчивое настроение: никогда не знаешь, что она на самом деле думает. Больше всего она переживала за то, чтобы я хорошо готовил уроки, может, и не стоило копать глубже.
Мать закончила школу в шестнадцать лет, и моя бабушка с Карьеров сразу отправила ее подрабатывать домработницей. Бабуля была упрямая и жадная до денег, раз сказала — значит, дочка должна вкалывать. Однако Дефонтены были иного мнения. Они считали, что девочка должна учиться дальше. И они договорились со зловредной мамашей моей мамы. Благодаря Дефонтенам, моя мать смогла закончить бухгалтерские курсы, а потом она вышла замуж, а потом родился я. Вероятно, все это произошло не совсем в таком порядке и совсем не так, как я думал. Так или иначе, но это была еще одна ниточка, которая опутала Лео, Камиллу и меня и которая, в конце концов, опустилась на шею Анны, — но нет, я не хочу подходить к своему рассказу с этой стороны. Назад, чудовища и гнусные слова!
О, Наташа, слова в любой момент могут закрутиться, свернуться в скользящую петлю, они тянут на себя так сильно, отражаясь разными гранями со всех сторон, они склонны к внезапным рывкам и поворотам, а при малейшем ослаблении готовы дать деру, поговори со мной, Наташа, скажи мне то, что мне так хочется услышать: «Отныне ты мастер, Рафаэль, и если слово пытается хитрить с тобой, убей его», а еще мне очень хочется услышать твой заразительный смех, меня так сильно вдохновляет твой смех, Наташа.
Итак, моя мать пошла учиться на заочные курсы и, сдав экзамены, получила в мэрии должность начальника отдела техперсонала. Вот что обычно я узнавал во время подготовки домашних заданий. «Если будешь плохо учиться в школе, я отправлю тебя к бабушке с Карьеров» или: «Дефонтены не всегда будут нам помогать», или еще: «Не заставляй меня краснеть перед Дефонтенами, которые так много сделали для меня». Правда, эти нравоучения я слушал в пол-уха, к чему обращать внимание на обычное родительское занудство.
Родители Поля говорили то же самое, только на другую тему: «Современные сельхозпроизводители — это тебе не отсталые крестьяне, нужно учиться, чтобы преуспеть». Я прекрасно понимал, что мы с матерью небогатые люди, тем более, она не раз мне об этом напоминала, но я не чувствовал себя обделенным. Дома у меня была мама, телик — у Поля на ферме, в моем распоряжении были улицы, по которым мы слонялись, сеновал, где мы с Полем слушали футбольные репортажи, библиотека, которую мы посещали один раз в неделю, чтобы взять книжки или диски, а еще мой велик. Что касается истории моей матери, то я узнавал ее обрывками, которые она подбрасывала мне по вечерам, — размеры информационных порций менялись в зависимости от ее настроения, а когда мои отметки в дневнике играли на понижение, то мне хотелось побыстрее заткнуть уши.
Но сегодня вечером, когда я редактирую эти строки, мне вспоминается другая ее фраза, точнее, имя, которое она частенько упоминала, когда пыталась меня воспитывать: «Бернар». Бернар, сын Дефонтенов, отец Лео и Камиллы, генеральный директор компании. Этот Бернар был для меня не живым человеком из плоти и крови, а чем-то вроде красной тряпки, которой размахивала передо мной мать, чтобы заставить прилежно учиться в школе, поступить в университет, выбиться в люди, а не прозябать, как она, на нижних ступеньках социальной лестницы. Удалось же Бернару забраться на самый верх лестницы, хотя в детстве, в начальной школе, мать с Бернаром были друзьями, да такими, похоже, что не разлей вода, но у него были преимущества: он был умненьким, да к тому же мальчишкой! Моя бедная мамочка не смогла за ним угнаться он отправился покорять мир, сделал блестящую карьеру, а она осталась в Бурнёфе. «На мою долю выпали другие Карьеры, но мне все же удалось вырваться оттуда, — с гордостью приговаривала она, — ну а ты, малыш, обязательно вскарабкаешься на верх этой лестницы, я тебе обещаю».
