– Я не смогу быть ветеринаром. Самое время признать это, бросить все и уехать в Атлон…
– Ты просто испугалась, – Вильям сел рядом и сунул мне в руки тарелку с чем-то, что выглядело ужасно аппетитно. – Поешь.
– М-м… Уже от одного запаха мне хорошо…
Мой желудок принял пищу с блаженным урчанием.
– Ты умеешь готовить… Вот это да.
– Пришлось научиться, потому что Бекки и кулинария – понятия несовместимые, а на одном фастфуде я не протяну. Так что мы решили, что я готовлю, а она наводит чистоту.
– Вот оно что… Слушай, Вильям, это реально вкусно… я не ела толком последние два дня из-за… всего этого. Не могу есть, когда случается что-нибудь… невыносимое.
И я снова сникла, уткнувшись глазами в тарелку и горестно вздыхая.
– Хочешь мое мнение? Обо всем, что произошло? – спросил он.
– Давай…
– Ты сможешь быть ветеринаром. Ты сможешь оперировать животных, если захочешь. Ты сможешь быть кем угодно, если в этом заключается твоя мечта. Просто нужно время, чтобы психика успела адаптироваться – созреть для всего этого. Что будет, если ты попробуешь сесть на шпагат без тренировок? Или попробуешь жать от груди штангу в сто килограмм? Ты просто порвешь связки, а штанга тебя раздавит. Но если запастись терпением и работать над собой каждый день, то однажды сможешь все, что угодно. Абсолютно все. Ты когда-нибудь видела умирающую лягушку?
– Умирающую лягушку? – переспросила я.
– Да, умирающую лягушку.
– Нет! – нервно сглотнула я.
– Вот видишь. А ведь врачи начинают именно с лягушек. Сначала препарируешь лягушку на уроках анатомии, обездвиживаешь ее, разрезаешь скальпелем…
– Господи!
– Вот именно, Лори. Все, кто хочет сесть на шпагат, начинают с простой разминки. Все, кто хочет научиться смотреть смерти в лицо и не мочиться в штаны от страха, начинают со смерти лягушки. Прежде чем заглянуть в глаза собачьей смерти, прежде чем сразиться с ней, – нужно научиться смотреть в глаза лягушачьей смерти. Смотреть в глаза и побеждать. Потом за лягушачьей смертью ты победишь мышиную смерть. За мышиной – кроличью. И так далее. Твоя психика будет растягиваться, как растягиваются связки. Пока однажды ты не увидишь умирающего пса и не испугаешься. А не испугавшись, сможешь его спасти.
Все это время, пока Вильям говорил, я не сводила с него глаз. Хотите начистоту? Я не ожидала, что могу услышать от парня, который зарабатывает на жизнь спортом и моделингом, что-то настолько мудрое, что забуду даже про самый вкусный на свете суп.
– Возвращайся в госпиталь. Тебе же нравится быть волонтером. Просто пока не стоит заходить в операционную. Я понимаю, что хочется все и сразу, но всему свое время.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Не за что, – ответил он.
– Нет, есть. Только что мне на секунду показалось, что между мной и ветеринарией еще не все кончено…
Вильям улыбнулся, и от этой улыбки стало совсем хорошо.
– Точно не кончено, – сказал он. – Теперь верни тарелку, и я налью еще.
Я смотрела на его спину, освещенную светильниками, и до сих пор не могла поверить, что он здесь. В моей квартире. Кормит меня и помогает пережить ужасное столкновение с реальностью… в ту минуту, когда он повернулся и спросил, сделать ли чай или кофе, я поняла, что страшно скучала по нему. Что мне не хватало его присутствия, голоса, тела, на которое я могла бы смотреть, и слов, над которыми я могла бы думать…
– Как твоя поездка в Норвегию?
– Более-менее, – бросил он через плечо. – Правда, лося, которого я мог бы пообнимать, так и не встретил.
Я рассмеялась, укладывая голову на колени и гуляя по его спине взглядом.
– Однако Бекки сообщила, что лося можно найти и здесь, один так точно меня ждет.
– О нет, – простонала я. – Не могу поверить, что она все-таки сказала это тебе… Это была шутка.
– Разве? – заметил он, возвращаясь ко мне с тарелкой.
Я предпочла не отвечать на этот вопрос. Тем более, что у меня было полно своих вопросов…
– Как у тебя дела с Айви?
– Чуть хуже, чем «никак», – ответил он, садясь на другой край кровати и закидывая за голову руки. – Айви сейчас на вечеринке у знакомого фотографа, делает все возможное, чтобы показать, как ей на все плевать и как легко она может найти мне замену. Отличная тактика. Ее подруга весь вечер бомбит Инстаграм фотками с вечеринки, на которых Айви очень весело и кайфово…
Я примолкла, ощущая себя виноватой в том, что между ними произошло.
– Наверно, тебе не стоило увозить меня тогда… У всех на глазах. Я до сих пор испытываю чувство вины.
– Стоило. Еще как стоило, – возразил он. – И я даже не хочу слышать о том, что ты жалеешь, что не отправилась в реанимацию, лишь бы не доставлять кому-то хлопот. Ладно?
– Ладно.
Мы снова встретились глазами, и я едва поборола желание поставить тарелку на пол и забраться к нему на колени… Я скользнула взглядом по его груди, по логотипу «Адидас», вышитому на пуловере…
– Разве по контракту ты не должен все время носить «Андер Армор»?
– Должен, – ответил он, изучая мое лицо. – Но иногда дико хочется делать то, чего делать нельзя… Знаешь это чувство?
О, я знала его. Оно сопровождало меня всю жизнь. Не проходило и дня, чтобы я не хотела делать то, чего нельзя. Например, прикасаться к другим. Или целоваться. Или…
– Хочешь развеяться? – вдруг спросил Вильям. – Ты очень поддержала меня после смерти Тео, за мной долг.
Или, например, развеяться где-нибудь с чужим парнем. Вся моя жизнь – одно сплошное желание делать то, чего делать нельзя. И, боюсь, сегодняшняя ночь не станет исключением.
– Соблазнительно, – кивнула я, доедая суп. – Только сегодня я не напиваюсь и не танцую.
– Я как-нибудь это переживу, – ответил он.
Мы набросили куртки и вышли из квартиры. И из дома. А потом сели в «Теслу» и отправились в ночь.
* * *
Вильям остановил машину на парковке у красивого здания, чуть ли не полностью сделанного из синего стекла. В стекле отражались лампы фонарей, стоявших вдоль подъездной дорожки. Сразу за зданием располагалась пристань: на темной воде качалось несколько скоростных яхт. Ночь была на удивление лунной и тихой, что так редко случается в ноябре.
– Где мы? – поинтересовалась я.
– Дайвинг-клуб «Мурена».
– И… Нам сюда можно?
– Тому, у кого есть ключ, можно.
– А он у тебя есть, – закончила за него я.
– А он у меня есть, – подтвердил он, и мы оба рассмеялись.
– Работаешь здесь?
