Он оглядывал студию, пытаясь придумать, куда здесь можно сложить кости, когда владелец помещения, Ким Синг, пришел из прачечной со своим младшим сыном – тем самым, который утащил когда-то с улицы мертвое тело.
Синг кивнул и улыбнулся, но, как обычно, ничего не сказал.
– Вам нужно место, чтобы сложить какие-то вещи? – спросил его сын.
Мальчик довольно хорошо говорил на английском.
– Да. Как тебя зовут?
– Канг.
– Мне нравятся твои сапоги, Канг.
Мальчик улыбнулся. Китайские мальчики никогда не носили кожаных сапог. Его отец что-то ему сказал.
– Сложите свои вещи в китайском квартале.
– А можно?
– Да. Можно.
– Это должно быть безопасное место.
– Да. У Линг Чо есть сарай для инструментов, очень прочный и совсем новый, там есть замок и нет окон, кроме маленького окошка наверху.
– Где он?
– За рестораном Линг Чо.
Посреди чайна-тауна. Это было бы идеально. Джонсон ощутил прилив благодарности.
– Это очень любезно с вашей стороны, я так ценю ваше предложение. Во всем городе больше никто даже не…
– Десять долларов за ночь.
– Что?
– Десять долларов за ночь. Хорошо?
– Я не могу позволить себе десять долларов за ночь!
Не мигая:
– Можете.
– Это неслыханно.
– Такова цена. Хорошо?
Джонсон все обдумал.
– Хорошо, – сказал он. – Хорошо.
«В то время у меня все еще было больше тысячи фунтов окаменелостей, – позже вспоминал Джонсон. – Десять ящиков весили примерно сотню фунтов каждый. Я нанял сына Кима Синга, Канга, чтобы тот помог мне с фургоном. Я заплатил ему два доллара за день, и он их заслужил. Он все время спрашивал: “Что это?” – и я снова и снова говорил, что это старые кости. Но моя история не становилась более убедительной. Я и не знал, что в Дедвуде столько китайцев. Мне казалось, что я вижу их гладкие бесстрастные лица повсюду: они наблюдали за мной, переговаривались друг с другом, стояли в четыре ряда вокруг сарая для инструментов, выглядывали из окон окружающих домов.
В конце концов, когда все ящики были аккуратно уложены в сарае для инструментов, Канг посмотрел на них и спросил:
– Почему вы так о них заботитесь?
Я сказал, что уже не знаю. Потом я отправился в “Гранд Сентрал” поужинать, а с наступлением ночи вернулся в сарай, чтобы держать вечернюю вахту у костей ящеров».
Ему не пришлось долго ждать. Около десяти часов смутные силуэты появились в высоком окне над дверью. Джонсон взвел курок пистолета. Снаружи было несколько людей; он слышал шепчущие голоса.
Окно, скрипя, открылось, и в него просунулась рука. Потом Джонсон увидел, как в узком оконном проеме появилась черноволосая голова, и прицелился.
– Убирайтесь, ублюдки!
Он вздрогнул, услышав пронзительное хихиканье. Это были дети, китайские дети.
Он опустил пистолет.
– Убирайтесь. Пошли вон, убирайтесь.
Хихиканье продолжалось. Шаркающие шаги – и он снова один. Джонсон вздохнул. «Хорошо, что я не поторопился выстрелить», – подумал он.
Снова послышалось шарканье.
– Вы что, не слышали меня? Убирайтесь отсюда!
«Наверное, они не говорят по-английски», – подумал он. Но большинство китайских детей сносно говорили по-английски. А старшие куда лучше понимали английский, чем желали признаться.
Еще одна еле видная голова просунулась в окошко.
– Убирайтесь, дети!
– Мистер Джонсон.
Это был Канг.
– Да?
– У меня для вас новости.
– Какие?
– Думаю, все знают, что вы здесь. Люди в прачечной болтают, что вы перенесли ящики сюда.
Джонсон застыл. Конечно, они знают. Он просто сменил одну комнату в городе на другую.
– Канг, ты знаешь мой фургон?
– Да, да.
– Он в конюшне. Ты сможешь сюда его привести?
– Да.
Казалось, Канг вернулся всего через несколько минут.
– Вели своим друзьям погрузить ящики как можно быстрее.
Канг так и сделал, и вскоре фургон был загружен. Джонсон дал ребятам доллар и велел убегать.
– Канг, а ты останься.
Китайский квартал был больше, чем казался, в нем постоянно строились новые улицы. Канг показал Джонсону, как вести фургон по узким переулкам. Один раз они остановились, когда по улице впереди в спешке поскакали четыре всадника.
– Ищут вас, думаю, – сказал Канг.
Они свернули на боковую дорогу и спустя несколько минут подъехали к высокой сосне, под которой Джонсон похоронил Маленького Ветра.
Земля здесь все еще была мягкой, и Джонсон с Кангом осторожно выкопали Маленького Ветра, задержав дыхание, когда вытащили его из ямы. Вонь была жуткой.
Десять ящиков занимали примерно столько же места, сколько еще две могилы, и Джонсон расширил выкопанную для Маленького Ветра яму и как можно ровнее сложил туда ящики. Потом положил Маленького Ветра поверх ящиков – тот как будто спал на них.
«Если бы при мне была камера и сейчас стоял день, я бы это сфотографировал», – сказал себе Джонсон.
Он снова забросал Маленького Ветра землей, раскидав ее вокруг, чтобы излишек не очень бросался в глаза, а потом присыпал место сосновыми иглами.
– Это наш секрет, – сказал он Кангу.
– Да, но он может быть еще секретнее.
– Конечно.
Джонсон вынул из кармана пятидолларовый золотой.
– Никому не рассказывай.
– Нет, нет.
Но он не верил, что мальчик не заговорит.
– Когда я буду уезжать, Канг, я заплачу тебе еще пять долларов, если ты сохранишь секрет.
– Еще пять долларов?
– Да, в день, когда покину Дедвуд.
Перестрелка
Тем же утром Черный Дик во время завтрака в ярости ворвался в «Гранд отель», пинком отворив дверь.
– Где мелкий ублюдок?
Его взгляд упал на Джонсона.
– Я не стрелок, – как можно спокойнее проговорил Джонсон.
– Нет, ты трус.
– Вы можете придерживаться любого мнения.
– Ты застрелил Клема в спину. Ты – желтобрюхая змея.
– Он меня грабил.
