Старатели были в превосходном настроении; они хотели сфотографироваться, чтобы взять с собой снимок в Сент-Луис. Со своей стороны, Джонсон был рад видеть настолько дисциплинированных золотоискателей, которые увозят добытое домой. Большинство оставляли свою прибыль в салунах или на зеленом сукне игорных столов, но эти люди были другими.
«Они такие радостные, – записал Джонсон, без сомнения, радуясь сам, – и я желаю им всего самого лучшего на пути домой».
Днем он сфотографировал фасад отеля «Гранд Сентрал» для его хозяина, Сэма Перкинса.
– Все остальное вы сфотографировали, – сказал Перкинс, – и раз уж покидаете город, это единственное, что вам осталось запечатлеть.
Джонсон должен был установить камеру на другой стороне улицы. Если бы он установил ее ближе, проезжающие мимо лошади и экипажи забросали бы линзы грязью. Казалось, уличное движение между ним и отелем перекроет вид, но Джонсон знал, что движущиеся объекты – лошади и фургоны – за время экспозиции оставят на пластине всего лишь призрачную полосу, и отель во всех отношениях будет выглядеть так, словно стоит на пустой улице.
И в самом деле, попытки фотографов заснять оживленную уличную суету города сталкивались с проблемами, потому что лошади, пешеходы и фургоны двигались слишком быстро, чтобы их запечатлеть.
Джонсон сделал свою обычную экспозицию – диафрагма 11 и выдержка 22 секунды, а потом, поскольку свет был особенно ярким и у него имелась наготове влажная запасная пластина, решил попытаться ухватить уличную жизнь Дедвуда в последнем быстром снимке. Эту пластину он экспонировал с диафрагмой 3,5 и выдержкой 2 секунды.
Джонсон обработал обе пластины в своей темной комнате в «Художественной галерее Черных Холмов» и, пока они сохли, приобрел подходящий фургон, чтобы перевезти кости в сопровождении кавалерии.
Потом он отправился в отель погрузить окаменелости и в последний раз пообедать в Дедвуде.
Он прибыл как раз тогда, когда на улицу выносили мертвое тело. Нормана Х. Уэлша по прозвищу Том Техас нашли задушенным в его комнате на втором этаже отеля «Гранд Сентрал».
Том Техас был низеньким, сварливым человеком, о котором ходили слухи, что он – член банды Кэрри, которая грабит дилижансы. Подозрение в убийстве, естественно, пало на Черного Дика Кэрри, в ту пору тоже проживавшего в отеле, но ни у кого не хватило духу бросить ему это обвинение.
Со своей стороны, Черный Дик заявил, что провел весь день в салуне «Мелодеон» и понятия не имеет, что могло случиться с Томом Техасом. На том дело бы и закончилось, если бы Сэм Перкинс не решил остановиться рядом со столом обедающего Джонсона и спросить насчет фотографии отеля.
– Вы сфотографировали его сегодня? – спросил Перкинс.
– Сфотографировал.
– И как получилось?
– Очень мило, – сказал Джонсон. – Я отпечатаю для вас снимок завтра.
– В какое время вы снимали? – спросил Перкинс.
– Где-то около трех часов дня.
– Разве тогда не было сумрачно? Мне бы очень не хотелось, чтобы заведение выглядело унылым, с тенями.
– Кое-какие тени были, – сказал Джонсон, но объяснил, что тени улучшают фотографию, придавая ей бо́льшую глубину и выразительность.
Тут он заметил, что Черный Дик с интересом прислушивается к беседе.
– Откуда вы фотографировали? – спросил Перкинс.
– С другой стороны улицы.
– Рядом с магазином Донахью?
– Нет, южнее, рядом с прачечной Ким Синга.
– О чем вы там болтаете, приятели? – спросил Черный Дик.
– Фогги сегодня сфотографировал отель.
– Вот так, – холодно сказал Дик. – Когда?
Джонсон немедленно ощутил опасность ситуации, но Перкинс ничего не заметил.
– Ты только что говорил, Фогги, насчет трех часов?
– Примерно так, – ответил Джонсон.
Дик склонил голову набок и впился в Джонсона настороженным взглядом:
– Фогги, однажды я предупреждал, чтобы ты не фотографировал, когда я рядом.
– Но тебя не было рядом, Дик, – запротестовал Перкинс. – Помнишь, ты сказал судье Харлану, что весь день провел в салуне.
– Я знаю, что сказал судье Харлану, – прорычал Дик. Он медленно повернулся к Джонсону. – Откуда ты фотографировал, Фогги?
– С другой стороны улицы.
– И хорошо получилось?
– Нет, по правде сказать, пока вообще ничего не вышло. Я собирался сделать новую попытку завтра.
Говоря это, он пнул Перкинса под столом.
– Я думал, у тебя всегда получаются фотографии, – сказал Дик.
– Не всегда.
– А где фотография, которую ты сделал сегодня?
– Я смыл стеклянную пластину. Толку с нее не было никакого.
Дик кивнул:
– Что ж, тогда ладно.
И он вернулся к еде.
– Вы думаете о том же, о чем и я? – позже спросил Перкинс.
– Угу, – ответил Джонсон.
– Том Техас занимал комнату в передней части отеля, ее окно выходило на улицу. В середине дня солнечный свет проникал прямо в комнату. Вы всматривались как следует в фотографию?
– Нет, – сказал Джонсон, – не всматривался.
В этот миг, пыхтя, вошел судья Харлан, и они быстро пересказали ему беседу с Черным Диком.
– Не вижу, как вообще можно возбудить дело против Дика, – сказал судья. – Я только что из «Мелодеона». Все клянутся, что Дик Кэрри играл там в «фараон» весь день, именно так, как он и говорит.
– Что ж, наверное, он их подкупил!
– Его видели человек двадцать или больше. Сомневаюсь, что он подкупил всех, – заметил судья Харлан. – Нет, Дик и вправду там был.
– Кто же тогда убил Тома Техаса?
– Я буду беспокоиться об этом утром, во время дознания, – ответил судья Харлан.
После обеда Джонсон собирался укладываться, но любопытство – и убеждения Перкинса – вместо этого привели его в «Художественную галерею Черных Холмов».
– Где они? – спросил Перкинс, когда они заперли за собой дверь.
Они внимательно рассмотрели две экспонированные пластины.
Первый вид оказалась таким, каким и запомнился Джонсону – только отель и никаких людей.
Вторая пластина показывала лошадей на улицах и людей, идущих по грязи.
– Вы видите окно? – спросил Перкинс.
– Вообще-то нет, – сказал Джонсон, прищурившись и поднеся пластину к керосиновой лампе. – Не вижу.
– Думаю, оно где-то здесь. У вас есть лупа?
Джонсон поднес к пластине увеличительное стекло.
