Вскоре после того, как драка закончилась, пароход «Лиззи Б.» обогнул излучину и известил гудком о своем скором прибытии.
Все глаза устремились на судно, и лишь один солдат оглянулся на равнину и закричал:
– Посмотрите туда! Лошади!
По равнине скакали, приближаясь к реке, две лошади без седоков.
«У меня упало сердце, – записал в своем дневнике Коп, – когда я представил, что это может означать».
Они быстро сели в седла и поскакали навстречу лошадям. Приблизившись, они увидели полумертвого Каравая: согнувшись, он цеплялся за седло. Его пронзили полдюжины индейских стрел, кровь обильно текла из ран. Вторая лошадь принадлежала Джонсону; на ее седле была кровь, в седельную кожу воткнулась стрела.
Солдаты сняли Каравая с лошади и уложили на землю. Его губы распухли и запеклись. Ему давали прихлебывать из фляги до тех пор, пока он не смог заговорить.
– Что случилось? – спросил Коп.
– Индейцы, – сказал Каравай. – Чертовы индейцы. Мы ничего не могли…
Он закашлялся кровью, судорожно, корчась от спазмов – и умер.
– Мы должны немедленно вернуться и поискать выживших, – сказал Коп. – И наши кости.
Капитан Лоусон покачал головой и выдернул стрелу из седла.
– Это стрелы сиу, – сказал он.
– И что же?
Капитан кивнул на равнины:
– Там не будет ничего, ради чего стоит возвращаться, профессор. Мне жаль, но если вы вообще отыщете своих друзей… В чем я сомневаюсь… Они будут оскальпированы, изувечены и брошены гнить на равнинах.
– Должно же быть что-то, что мы можем сделать!
– Похоронить этого и вознести молитву за остальных – вот и все, – сказал капитан Лоусон.
На следующее утро они угрюмо погрузили ископаемые на пароход и двинулись вниз по Миссури. Ближайшая телеграфная станция находилась на территории Дакота, в Бисмарке, который стоял на Миссури почти в пятистах милях к востоку.
Когда «Лиззи Б.» сделала там остановку, Коп послал следующую телеграмму семье Джонсона в Филадельфию: «С глубоким сожалением сообщаю, что ваш сын Уильям и трое других людей погибли вчера, 27 августа, в пустошах в бассейне реки Джудит, на территории Монтана, от рук враждебных индейцев сиу. Приношу искренние соболезнования. Эдвард Дринкер Коп, палеонтолог Соединенных Штатов».
Часть третья
Зубы дракона
На равнинах
Из дневника Уильяма Джонсона: «Полные энтузиазма, утром 27 августа мы отправились забрать оставшиеся окаменелости. В нашей группе было четверо: Маленький Ветер, следопыт-шошон, Жаба, я сам (я ехал, чуть отстав от них и внимательно вглядываясь вперед) и, наконец, Каравай, возница – он орудовал кнутом и ругал своих лошадей, ведя фургон по прерии. Нам предстояло проделать по пустошам двенадцать миль и еще двенадцать на обратном пути. Мы ехали быстро, чтобы успеть вернуться на Коровий остров до темноты.
Утро было ясным, прохладным и красивым. Перистые облака испещряли голубой свод небес. Скалистые горы прямо перед нами мерцали белым снегом, который теперь тянулся вниз от пиков до глубоких расселин. Трава равнин шелестела на легком ветерке. Стада светлых антилоп прыгали вдалеке, на горизонте.
Мы с Жабой воображали себя пионерами, ведущими нашу маленькую экспедицию в глушь, навстречу волнениям и опасностям, чтобы храбро их встретить. Для двух университетских студентов с Востока это было весьма захватывающе.
Мы ехали, выпрямившись в седлах, прищурившись и всматриваясь в горизонт, держали руки на рукоятях пистолетов и не забывали, зачем мы едем.
В течение утра мы видели громадное количество дичи – не только антилоп, но еще лосей и бизонов. Дичи было куда больше, чем нам встречалось в предыдущие проведенные на равнинах недели, и мы обсуждали это друг с другом.
Мы проехали не больше половины расстояния до лагеря – может, около шести миль, – когда Каравай потребовал остановиться. Я отказался.
– Никаких остановок, пока мы не доберемся до лагеря.
– Вы, маленькие ублюдки, остановитесь, если я прикажу, – ответил Каравай.
Я повернулся и увидел, что он направил дробовик нам в животы. Это придало его словам немалый вес. Мы остановились.
– Что все это значит? – громко спросил я.
– Заткнись, ты, маленький распроклятый такой-сякой, – сказал Каравай, слезая с фургона. – А теперь с лошадей, ребятки.
Я посмотрел на Маленького Ветра, но тот избегал смотреть нам в глаза.
– Ну же, слезайте с лошадей! – прорычал Каравай, и мы спешились.
– Что означает этот произвол? – спросил Жаба, быстро моргая.
– Конец пути, ребятки, – сказал Каравай, качая головой. – Здесь я сваливаю.
– Куда сваливаете?
– Я ничего не могу поделать, если вы слишком тупы, даже чтобы разглядеть носы на своих лицах. Вы видите, сколько сегодня дичи?
– Ну и что же?
– А вы хоть задумывались, почему ее так много? Ее гонят на север, вот почему. Посмотрите туда!
Он показал на север.
Мы посмотрели. Вдалеке в небо поднимались струйки дыма.
– Это лагерь сиу, чертовы дураки. Это – Сидящий Бык.
Каравай забирал наших лошадей, чтобы ехать верхом.
Я снова посмотрел на север. Костры… если это и вправду костры… были очень далеко.
– Но они должны быть по меньшей мере в дне пути отсюда, – запротестовал я. – Мы можем добраться до лагеря, погрузиться и вернуться на Коровий остров прежде, чем они до нас доберутся.
– Валяйте, ребятки, – сказал Каравай.
Он сел на лошадь Жабы, держа мою в поводу.
Я снова посмотрел на Маленького Ветра, но тот не встречался со мной взглядом. Он покачал головой:
– Теперь плохой день. Много воинов сиу в лагере Сидящего Быка. Убивать всех кроу. Убивать всех белых людей.
– Вы слышали его, – сказал Каравай. – Лично я дорожу своим скальпом. Увидимся, ребятки. Поехали, Маленький Ветер.
И он поскакал на север. Мгновение спустя Маленький Ветер завернул свою лошадь и поскакал с ним.
Мы с Жабой стояли у фургона и наблюдали, как они уезжают.
– Они все это спланировали, – сказал Жаба. Он погрозил им кулаком, а они постепенно исчезали из виду, направляясь к горизонту. – Ублюдки! Ублюдки!
Что касается меня, все мое хорошее настроение испарилось. Я внезапно понял, в какое затруднительное положение мы попали – два юнца, оставшиеся одни на огромных и пустых равнинах Запада.
– Что нам теперь делать?
Жаба все еще злился:
– Коп заплатил им вперед, иначе они не осмелились бы на такое!
