Студентам показалось, что это уже чересчур, но Коп был сердит и не стал об этом говорить.
Прошел час. Почти все в лагере уснули. Джонсон лежал рядом с Копом и не мог заснуть, потому что тот ворочался и вертелся. Поэтому Джонсон не спал, когда первый темный силуэт крадучись перевалил через кряж.
Коп тихо вздохнул.
Второй силуэт, потом третий. Третий был самым грузным и неуклюжим.
Коп снова вздохнул и повернул свое ружье.
Силуэты крались к лагерю, направляясь к ископаемой голове.
Коп поднял ружье, чтобы выстрелить. Он отлично умел стрелять, и на один ужасный миг Джонсон подумал, что он и в самом деле собирается убить своего конкурента.
– Не надо, профессор…
– Джонсон, – тихо сказал тот, – он у меня на мушке. В моей власти убить подкрадывающегося вора и нарушителя. Запомните эту ночь.
И Коп поднял ружье, направив его в воздух, дважды выстрелил в небо и закричал:
– Индейцы! Индейцы!
Крик поднял на ноги лагерь. Вскоре ружья палили во все стороны; ночной воздух помутнел от ружейного дыма и сделался едким от запаха пороха.
Стало слышно, как у дальней стороны лагеря непрошеные визитеры перебираются через кряж. Время от времени раздавались вопли:
– Проклятье! Будьте вы прокляты!
В конце концов знакомый низкий голос крикнул:
– Это как раз в твоей манере, Коп! Проклятая подделка! Как раз в твоей манере! Подделка!
И трое мужчин исчезли.
Пальба стихла.
– Полагаю, мы больше не увидим Гофи Марша, – сказал Коп.
Улыбаясь, он повернулся на бок и уснул.
Переезд лагеря
В начале августа их посетила группа солдат, проезжавших через пустоши по дороге к реке Миссури. Пароходы поднимались вверх по реке до Коровьего острова, где армия разбила маленький лагерь, и солдаты направлялись туда для усиления тамошнего гарнизона.
Это были молодые ирландские и немецкие парни, не старше студентов; они как будто удивились, увидев в здешних местах живых белых людей.
– Уж я бы точно отсюда убрался, – сказал один из них.
Они привезли новости о войне, и дела обстояли скверно: за поражение Кастера все еще не отомстили; генерал Крук дал неубедительный бой на реке Паудер в Вайоминге, но с тех пор не видел никаких индейцев; генерал Терри вообще ни разу не вступал в битву с большими группами сиу. Война, которая, как уверенно предсказывали восточные газеты, должна была закончиться за несколько недель, теперь как будто затянулась невесть на сколько. Некоторые генералы предрекали, что ситуация не разрешится по крайней мере год, а может, даже до конца десятилетия.
– Проблема с индейцами в том, – объяснил один солдат, – что, когда они хотят тебя найти, они находят, а когда не хотят, чтобы ты их нашел, ты никогда не поймешь, что они здесь были. – Он помолчал. – В конце концов, это их страна, но я такого не говорил.
Другой солдат посмотрел на штабель ящиков:
– Вы занимаетесь здесь горняцкими работами?
– Нет, – ответил Джонсон. – Там кости. Мы выкапываем окаменелые кости.
– Да уж, конечно, – сказал солдат, широко ухмыляясь.
Он предложил Джонсону выпить из своей фляги, наполненной бурбоном. У Джонсона перехватило дух, и солдат засмеялся.
– Это делает мили короче, вот что я тебе скажу, – объяснил он.
Солдаты позволили своим лошадям попастись вместе с лошадьми группы Копа, а потом отправились дальше.
– Я бы точно здесь долго не задерживался, – сказал их капитан Лоусон. – Насколько нам известно, Сидящий Бык, Бешеный Конь и их сиу до наступления зимы направятся в Канаду, а значит, в любой день появятся здесь. Если они вас найдут, наверняка прикончат.
Дав на прощание этот совет, он уехал.
(Много позже Джонсон услышал, что, когда Сидящий Бык отправился на север, он убил всех белых людей, какие попались ему на пути, в том числе отряд, стоявший на Коровьем острове, включая капитана Лоусона.)
– Думаю, мы должны двинуться в путь, – сказал Исаак, почесывая подбородок.
– Пока нет, – ответил Коп.
– Мы нашли множество костей.
– Так и есть, – сказал Каравай. – Множество. Больше чем достаточно.
– Пока нет, – сказал Коп ледяным тоном, который положил конец любым дискуссиям.
Как заметил Штернберг в своем отчете об экспедиции: «Мы давно поняли, что нет смысла с ним спорить, если он принимал решение. Железную волю Копа нельзя было сломить».
Но все-таки Коп решил свернуть лагерь и перебраться в другое место.
Последние три недели они находились у подножья тысячефутовых сланцевых утесов. Он обследовал местность и решил, что для поисков окаменелостей более многообещающим будет место в трех милях отсюда.
– Где именно? – спросил Штернберг.
Коп показал:
– Там, на равнинах.
– Вы имеете в виду плоскогорье?
– Верно.
Исаак запротестовал:
– Но, профессор, уйдет три дня, чтобы покинуть пустоши, найти новый путь и подняться туда, наверх.
– Нет, не уйдет.
– Мы не можем взобраться на те утесы.
– Нет, можем.
– Человек не может идти вертикально вверх, лошадь не может скакать вертикально вверх, и фургон наверняка нельзя втащить на утесы, профессор.
– Нет, можно. Я вам покажу.
Коп настоял на том, чтобы они немедленно все уложили и проследовали на две мили на восток, где он гордо показал на пологий сланцевый вал. Вал был далеко не таким крутым, как окружающие утесы, но все-таки слишком крутым, чтобы его преодолеть. Хотя там было несколько ровных кряжей, сланец крошился и осыпался и ступать по нему было опасно.
Каравай, возница, посмотрел на предполагаемый путь и сплюнул табак.
– Ничего не выйдет, ничего не выйдет.
– Выйдет, – ответил Коп. – Это будет сделано.
У них ушло четырнадцать часов на то, чтобы забраться на тысячу футов – непосильный, опасный каждую секунду труд. Используя лопаты и кирки, они выкопали на склоне тропу. Потом разгрузили фургон, навьючили все что можно на лошадей и завели их наверх; теперь остался только фургон.
Каравай провел его до половины склона, но, добравшись до хребта настолько узкого, что одно колесо нависло над пустотой, отказался двигаться дальше.
Это взбесило Копа, который сказал, что дальше сам поведет фургон:
– Ты не только отвратительный повар, но еще и паршивый возница!
Остальные быстро вмешались, и Исаак забрался на место возницы, чтобы править фургоном.
