– Воды нам здесь хватит, – предсказал Штернберг. – С водой проблем не будет. Проблемы будут с пылью.
В воздухе и вправду чувствовалось жжение, но остальных оно не беспокоило так сильно. Их непосредственной задачей было отыскать место для лагеря рядом с подходящими для раскопок местами.
Передвигаться с фургоном по земле, не видя на ней следов других фургонов, оказалось трудным и порой опасным делом. Еще отряд нервничал из-за индейцев, потому что замечал вокруг множество следов их присутствия: отпечатки копыт, брошенные костры, время от времени – скелеты антилоп. Некоторые костры выглядели свежими, но Штернберг изображал полное равнодушие. Даже сиу были недостаточно сумасшедшими, чтобы надолго оставаться в пустошах.
– Только сумасшедший белый человек проводит тут все лето, – засмеялся он. – И только сумасшедший богатый белый человек проводит здесь каникулы!
Он хлопнул Джонсона по спине.
Два дня они толкали фургон вверх по холмам и подпирали его, спускаясь вниз с холмов, до тех пор, пока Коп не объявил, что они в подходящих для раскопок краях и смогут разбить лагерь в ближайшем хорошем месте, какое найдут. Штернберг предложил вершину ближайшего холма, и они в последний раз втолкнули фургон наверх, кашляя от поднятой колесами пыли.
Жаба, не в силах помогать другим из-за распухшей руки, спросил:
– Чуете костер?
Но никто не чуял.
Когда они поднялись на вершину холма, перед ними открылся вид на равнины и на извилистый ручей, вдоль которого росли тополя. И, насколько хватало глаз, виднелись белые типи, а из каждого поднималась струйка дыма.
– Бог ты мой, – сказал Штернберг.
Он быстро прикинул, сколько их там.
– Сколько, по-вашему? – спросил Исаак.
– Думаю, больше тысячи типи. Бог ты мой, – снова сказал Штернберг.
– Уверен – мы покойники, – заявил Исаак.
– А то, – сказал Каравай Хилл и сплюнул.
Штернберг так не думал. Вопрос заключался в том, какое из индейских племен здесь расположилось. Если сиу, Исаак прав – они все равно что покойники. Но считалось, что сиу все еще должны быть дальше к югу.
– Какая разница, где им полагается быть? – спросил Каравай. – Они здесь, и мы тоже здесь. Это все Маленький Проныра, он привел нас сюда…
– Довольно. Давайте приступим к нашим делам, – сказал Коп. – Разобьем лагерь и будем вести себя естественно.
– Только после вас, профессор, – сказал Каравай.
Было трудно вести себя естественно, когда внизу на равнине раскинулась тысяча типи, а при них – лошади, костры, люди. Конечно, группу Копа уже заметили; некоторые индейцы показывали на них и жестикулировали.
К тому времени как люди разгрузили фургон с кухонной утварью и начали разводить на ночь костер, группа всадников с плеском промчалась через ручей и поскакала вверх, к лагерю.
– Они едут сюда, ребятки, – пробормотал Каравай.
Джонсон насчитал двенадцать всадников. Его сердце сильно колотилось, когда он слушал, как приближаются лошади. Индейцы были великолепными наездниками, они скакали быстро и непринужденно; за ними клубилось облако пыли. Приближаясь, они дико вопили и кричали.
«То были мои первые индейцы, – позже вспоминал Джонсон. – И мной в равной мере одолевали любопытство и ужас. Признаю, вид клубящегося облака пыли и дикие вопли усилили последнее чувство, и в тысячный раз за это путешествие я пожалел о своем необдуманном пари».
Теперь индейцы были близко и скакали вокруг фургона, вдохновенно вопя. Они знали, что белые люди боятся, и наслаждались этим. В конце концов они приблизились, и их вожак отрывисто повторил несколько раз:
– Хау, хау.
Джонсон шепотом спросил Штернберга:
– Что он сказал?
– Он сказал: «Хау».
– Что это значит?
– Это значит «согласен», «все в порядке», «я настроен мирно».
Теперь Джонсон ясно видел индейцев. Как и многие другие, впервые наблюдавшие индейцев равнин, он удивился тому, насколько они красивы: «Высокие, мускулистые; лица с приятными правильными чертами. Они держались с естественным достоинством и гордостью, их тела и одежда из оленьих шкур были на удивление чистыми».
Индейцы не улыбались, но выглядели довольно дружелюбными.
Все по очереди они сказали:
– Хау! – и оглядели лагерь.
Наступило неловкое молчание. Исаак, немного знающий индейский язык, рискнул произнести несколько слов приветствия.
Лица индейцев немедленно помрачнели. Они круто завернули лошадей и поскакали прочь, исчезнув в едком облаке пыли.
– Что ты сказал, проклятый идиот? – спросил Штернберг.
– Я сказал: «Приветствую вас и желаю вам успеха и счастья в вашем путешествии по жизни».
– И на каком языке ты это сказал?
– На языке манданов.
– Проклятый идиот, манданы из группы сиу. А это – кроу!
Даже Джонсон провел на равнинах достаточно долго, чтобы знать о традиционной вражде между племенами сиу и кроу. Ненависть между ними была глубокой и непримиримой, особенно с тех пор, как в последние годы кроу стали союзниками солдат в сражениях против сиу.
– Ну, я знаю только язык манданов, – запротестовал Исаак. – Поэтому на нем я и говорил.
– Ты – проклятый идиот, – повторил Штернберг. – Если раньше у нас не было проблем, то теперь они есть.
– Я думал, кроу никогда не убивают белых людей, – сказал Мортон, облизывая губы.
– Так говорят кроу, – ответил Штернберг, – но у них есть склонность к преувеличениям. О да, парни, у нас проблема!
– Что ж, спустимся туда и все исправим, – со своей обычной прямолинейностью сказал Коп.
– После нашего последнего ужина? – спросил Каравай.
– Нет, – сказал Коп. – Сейчас.
Деревня индейцев
Коренные народы охотились на западных равнинах Америки больше десяти тысяч лет. Они видели, как отступают ледники и земля становится теплой; они наблюдали за исчезновением огромных мастодонтов, бегемотов и внушающего ужас саблезубого тигра (и, может быть, ускорили это исчезновение). Они охотились, когда земля была покрыта густыми лесами, и охотились теперь, когда она стала морем травы. В течение всех этих тысяч лет, во время всех изменений климата и видов добычи индейцы продолжали вести жизнь кочевых охотников на обширных просторах земли.
Равнинные индейцы девятнадцатого века были своеобразными, впечатляющими, загадочными, воинственными людьми. Они пленяли воображение всех, кто их видел, и во многих отношениях символизировали в умах публики всех американских индейцев. Прогрессивные мыслители очень восхищались древностью их ритуалов, уникальной организацией их образа жизни.
