На следующий день ее отпускают, но она по-прежнему не в себе.
– Давно бы так, – говорит она, когда ты ведешь ее к автостоянке. – Интересные творятся дела.
Такое настроение тебе хорошо знакомо. Она что-то заметила, почувствовала, обнаружила какую-то мелочь, ни пришей ни пристегни, но проявила к ней чрезмерный, всепоглощающий интерес и срочно должна рассказать.
– Делиться впечатлениями будем дома.
Ты переходишь на язык врачей, которые говорят пациенту «мы».
– Ну ладно, мистер Зануда.
На Генри-роуд ты отводишь ее в кухню, усаживаешь, завариваешь ей чай, кладешь вдвое больше сахара, чем обычно, и достаешь печенье.
Она словно не видит.
– Так вот, – начинает она, – это безумно интересно. Видишь ли, прошлой ночью эти двое ворвались в дом с оружием.
– С оружием?
– Вот именно. С оружием. Не перебивай, я только начала. Итак, да, двое мужчин с оружием. Обшарили все комнаты, что-то искали. Неизвестно что.
– Это были грабители?
Ты чувствуешь, что можно задавать вопросы, которые не ставят под сомнение правдивость ее фантазий.
– Да, так мне подумалось. Вот я и сказала: «Золотой слиток – под кроватью».
– А ты не поспешила?
– Нет, я хотела их сбить с толку. Откуда мне было знать, что им нужно. Оба вели себя довольно вежливо, интеллигентно. Для вооруженных людей. Обещали, что меня не тронут, если я не буду им мешать.
– Но в тебя стреляли? – Ты указываешь на ее лоб, где теперь красуется большая марлевая нашлепка.
– Бог с тобой, нет, такие приличные люди. Но вечер был испорчен, и я посчитала нужным вызвать полицию.
– А грабители не пытались тебя остановить?
– Нет-нет, они были не против. Решили, что полиция поможет им найти то, что они ищут.
– А они так и не объяснили, что ищут?
Она пропускает это мимо ушей и продолжает:
– Но я тебе вот что хотела сказать: они с ног до головы были в перьях.
– Подумать только!
– Перья торчали у них даже из задниц, и в волосах тоже были перья – везде.
– А какое у них было оружие?
– Да откуда мне знать? – говорит она уклончиво. – Но потом пришли полицейские, я им открыла, и они навели тут порядок.
– И перестрелка была?
– Перестрелка? Не смеши меня. Британские полицейские такие профессионалы, что это лишнее.
– Но они же арестовали тех злодеев?
– Естественно. По-твоему, зачем я вызывала полицию?
– Тогда откуда у тебя эта ссадина?
– Ну, не помню. Да разве это важно?
– Хорошо, что в итоге все уладилось.
– Знаешь, Пол, – говорит она, – иногда ты меня разочаровываешь. Это было такое забавное и увлекательное происшествие, а ты продолжаешь сыпать банальностями. Конечно, все в итоге уладилось. Так всегда бывает, разве нет?
Ты не отвечаешь. У тебя как-никак есть гордость. И, на твой взгляд, утверждение о том, что все можно уладить, как и противоположное утверждение о том, что уладить ничего нельзя, одинаково банальны.
– Ну, не дуйся. Это был самый интересный день в моей жизни. И все, все были чрезвычайно ко мне добры.
Вооруженные люди. Полицейские. Санитары. Врачи. Русские. Ватикан. Стало быть, все в мире идет своим чередом.
* * *
В тот же вечер, принеся домой купленную по дороге пиццу, я поведал эту мрачную историю Анне. Рассказывал увлеченно, любовно, даже радостно, хотя и не на сто процентов. Воображаемые грабители, настоящие полицейские, слиток золота, перья, санитары, больница. Нелицеприятные замечания Сьюзен в мой адрес я пропустил. И тем не менее видел, что Анна реагирует не так, как я ожидал.
Помолчав, она сказала:
– Значит, бюджетные средства пошли коту под хвост.
– Странный взгляд на вещи.
– Неужели? Полиция, отряд особого назначения, скорая помощь, больница. Все сбиваются с ног и суетятся вокруг нее одной – только потому, что у нее белая горячка. И ты с ними заодно.
– Я? А чего от меня ждать, если мне звонит квартирант и сообщает, что в доме вооруженные полицейские?
– Я и не ждала ничего другого.
– Ну, тогда…
– Я бы не ждала другой реакции даже в том случае, если бы мы с тобой заказали столик в ресторане, купили билеты в кино или спешили на самолет, чтобы уехать на выходные.
Над этим стоило подумать.
– Да, вряд ли моя реакция была бы иной.
Я понял, что мы заходим в тупик. Одна из причин, почему я выбрал Анну, была ее прямота. В которой есть и положительные, и отрицательные стороны. Думаю, таковы все без исключения черты характера.
– Слушай, – сказал я. – Мы же с тобой говорили насчет… этих дел, когда начали встречаться.
Почему-то в тот миг я не смог произнести имя Сьюзен.
– Говорил ты. Я слушала. Это не значит, что я во всем с тобой согласна.
– Выходит, ты ввела меня в заблуждение.
– Нет, Пол, это ты умолчал об истинных масштабах проблемы. Возможно, в будущем, если у меня появится ежедневник, чтобы вносить туда назначенный ужин, или поход в театр, или отъезд на выходные, я буду добавлять приписку: «В зависимости от количества выпитого Сьюзен Маклауд».
– Ты несправедлива.
– Возможно, но это правда.
Мы замолчали. Вопрос был в том, хотим ли мы зайти в этом разговоре еще дальше. Анна хотела.
– И раз уж мы об этом заговорили, Пол, добавлю, что для меня Сьюзен Маклауд… не то чтобы идеал женщины.
– Понимаю.
– Но я постараюсь всегда относиться к ней по-доброму – ради тебя.
– Знаешь, это очень великодушно с твоей стороны. И раз уж об этом зашла речь: когда-то я ей пообещал, что в моей жизни для нее всегда найдется место, хотя бы на чердаке.
– Но мне для жизни чердак необязателен, Пол. – Наконец она высказала это вслух. – Особенно если там обретается какая-то сумасшедшая.
Я позволил этой последней реплике заполнить повисшую между нами тишину. В конце концов я с чопорным – уверен – видом сказал:
– Напрасно ты считаешь ее сумасшедшей.
Она не стала отказываться от своих слов. Я понял, что единственный во всем мире понимаю Сьюзен. И даже если я переехал, мыслимо ли бросить ее одну?
Мы с Анной встречались еще недели две, скрывая друг от друга свои мысли. Но я не удивился, когда она решила со мной порвать. И в тот момент я ее не винил.
* * *
